Газета,
которая объединяет

«Культура умнее политики»

Константин Райкин – об интерпретации классики, молодом поколении артистов и футболе
Рубрика: Культура№40 (2308) от
Автор: Ирина Лазарева
Фигура народного артиста России, театрального педагога, художественного руководителя театра «Сатирикон» Константина Райкина – одна из ярчайших в отечественном искусстве. Его знают и любят по десяткам потрясающих ролей в кино и театре. Воронежцам недавно посчастливилось увидеть мастера в деле: Константин Райкин сыграл в спектакле «Дон Жуан» в рамках Платоновского фестиваля искусств. А перед спектаклем он встретился с журналистами.

О доле режиссера

– Константин Аркадьевич, старшее поколение, пришедшее на спектакль с вашим участием, вероятно, удивляется тому, что «Дон Жуан» сыгран «не по учебнику». Эта классика поставлена современно. Но сейчас очень часто ругают режиссеров за переиначивание классики. Как вы относитесь к этому?

– Я разве каноничный? Те, кто интересуется мною как работником театра, понимают, что я имею дело с классикой только в современном понимании. В том понимании, когда она не является средством от бессонницы. Кому вообще нужна такая классика? Кто вообще ходит в театр, чтобы посмотреть про старинную жизнь? Разве что кто-то очень уставший от жизни… Мне такой зритель не очень интересен.

Разговоры о границах трактовок, на мой взгляд, абсолютно ненужные и бессмысленные. Их устанавливает режиссер, и делает это так, как считает нужным.

Все идет от режиссера: хорошо играет артист – молодец режиссер, плохо – режиссер виноват. Бывает, что и хорошие артисты играют плохо, тоже из-за режиссера. Вот Егор Перегудов (режиссер «Дон Жуана» – прим. авт.) так построил репетиции, что мы проводили время интересно, столько было импровизаций. Тут мои молодые товарищи играют прекрасно, я вижу, какими они стали мастерами, и любуюсь заслугой режиссера. А то, что это сделано современно – никак по-другому я бы и не хотел. Мольер творил драматургию под себя, и это делалось по-живому. Хотелось бы, чтобы это живым и осталось.

– Вы сказали, что актерское мастерство надо преподавать хорошо, чтобы вопросов об интерпретации классики не возникало. Выходит, вы недовольны уровнем мастерства молодых актеров?

– Как-то раз я принимал выпускные экзамены у студентов воронежского института искусств, и тогда я забрал в свой театр сразу 12 человек. Сейчас я похвастать тем же не могу. Я прихожу в тупиковое состояние от того, что теряю рычаги воздействия на студентов.

Вот в «Дон Жуане» играют молодые артисты – это мой последний выпуск, и один из самых удачных. Выпустил их, набрал новых, сейчас они на втором курсе. И это – полная противоположность. Поколение, которое не жило без интернета, не привыкло утруждаться. У них не развит целый ряд качеств, нет фантазии, воображения. Я с ними теряюсь. У них нетренированная воображалка, они – жертвы кратких содержаний. Зачем читать, если в телефоне картинка есть? «Обезьяны» они хорошие, могут талантливо повторить, изобразить, неталантливых на курс я не беру, но вот сами представить – нет, не могут. Не подскажешь – не сделают. Есть ощущение, что мы стоим перед цунами, которое вскоре накроет все человечество. Мы стали абсолютными рабами смартфонов.

И актер – профессия волевая. Я нещадно выгоняю даже талантливых, если вижу, что они слабохарактерные, лишены воображения, фантазии. Многих личностных качеств в них не присутствует. Обидеть невозможно, самолюбия нет. Иногда обидеть – это способ воздействия, чтобы взыграло самолюбие и ему захотелось что-то доказать. Но нет, сразу кивают, соглашаются, признают ошибку. Хрен ли вы киваете? Может, я несправедлив, может, я вас недооцениваю. Скажите об этом! Так нет – сразу на лопатки.

Мелкую моторику не тренируют, руками ничего не пишут, зато при смартфонах все, которые умнее их. Темные очень люди. Студенты всегда были пластилином, из которого можно было лепить, теперь это вода, которая принимает форму сосуда.

О Платоновфесте
и силе театра

– Вы играете спектакль в рамках Платоновского фестиваля. Фестиваля, который носит имя нашего выдающегося земляка. Настолько важно для вас его творчество?

– Я ощущаю великий талант этого писателя, хотя и не считаю его своим. Есть авторы, которые для меня ближе, хотя, возможно, я просто не знаток творчества Андрея Платонова. То, что я знаю и читал, для меня чрезвычайно интересно. Его творчество находит широкий отклик у людей, которые связаны с Россией. И хорошо, что есть такой фестиваль, потому что людям дается возможность снова и снова соприкасаться с ним и почувствовать ценность этой затеи.

Что бы где ни говорилось, культура гораздо умнее политики. Тот представитель власти, кто вкладывается в культуру – тот и остается в вечности, того и будут вспоминать добрым словом. Без культуры невозможен никакой прогресс – ни технический, ни финансовый. Нельзя поднять экономику отдельно от культуры! Культура – наиважнейший компонент всего. Но ее недостаток я вижу во всем. Даже в том, как наша сборная играет в футбол. Что это такое? Это отсутствие силы духа. А она рождается культурой, ведь самые высокие идеалы дают литература, спектакли, кино, музыка. Человек, лишенный культуры, даже с замечательными мышцами – это лишь «двигалово и забивалово». Без силы духа изменить это невозможно. Я в прошлом спортсмен и не могу этого не видеть.

– Есть ли что-то, чего вы бы никогда не позволили себе на сцене?

– В искусстве нет слова «нельзя». Все можно, лишь бы это имело смысл. Все, что мы проходим в школе, – когда-то было нельзя. Вся великая русская литература, все ее лучшие произведения – было нельзя.

В моем детстве было нельзя джаз, рок, саксофон. А сейчас же все это можно. Понятие «нельзя» – какое-то относительное. Вот мат сейчас нельзя. Слышим: «Как же без него обходился Чехов?» А вот Пушкин очень даже не обходился! А тоже классик. И не было джаза – и обходились, а появился, теперь не обходимся.

Река обратно не течет. Запрещай не запрещай, а обратной дороги нет. Да и глупо запрещать слова. Вопрос в том, как их употреблять, в степени художественности и вкуса.

Да и что толку от запретов? Они нарушаются на каждом шагу. Искусство развивается, ищет, как проникнуть под броню, которой закрывается современный человек (и правильно делает, иначе бы сошел с ума от потока информации). Искусство адаптируется к обстоятельствам. В таком ритме мы можем разучиться сострадать. Главная задача искусства, если по-простому – сделать жизнь ощутимее. Мы привыкаем к красоте, уродству, подлости, героизму – мимо ходим и не замечаем. А искусство должно помогать прозреть. А чтобы это сделать, сначала надо пробить кольчугу. Искусство ищет для этого новые пути.

Но театр, к сожалению, элитарный вид искусства. Что такое зал в тысячу мест для миллионного города по сравнению с телевидением, интернетом? Это же микроб. Камерность. Я по реакции людей могу определить: есть в городе театр или нет. Если в городе есть театр, люди по-другому воспринимают русскую речь. Там, где нет театра, не поспевают за речью. Ты пошутил, говоришь уже о серьезном, а они только засмеялись. Мозги скрипят, не смазаны. А смазка – это и есть театр.