Багульник с шипами

Имя Анатолия Жигулина – поэта, писателя, публициста – известно, наверное, даже далекому от литературы воронежцу.

85-летию знаменитого литератора посвящена выставка «И краткий миг судьбы моей тревожной…», открывшаяся позавчера в здании «Мещанская управа» Воронежского областного литературного музея им. И.С. Никитина (Плехановская, 3). Приобщиться в очередной раз к миру Анатолия Жигулина сочли нужным представители обоих писательских Союзов, историки, журналисты и просто ценители его «тихой лирики» и громкой документалистики.

Десять каторжных лет

Родился Анатолий Владимирович 1 января 1930 года в Воронеже. Умер – в Москве, в августе 2000-го, семидесятилетним. Промежуток – от появления на свет до ухода из жизни – вместил много чего: и радостного, и трагического. Потомок поэта-декабриста Владимира Раевского по матери, кроме рано проявившегося интереса к литературе обнаружил в свое время и «бунтарские», скажем так, наклонности, помноженные на юношеский максимализм. И в 1947 году с друзьями-одноклассниками Жигулин создал «Коммунистическую партию молодежи» – подпольную организацию, целью которой молодые люди провозгласили борьбу за возврат советского государства к «ленинским принципам». В программе КПМ был секретный пункт о возможности насильственного смещения Сталина и его окружения с занимаемых постов...

Заговорщиков вычислили, начались аресты. В числе «взятых» оказался и Анатолий. А дальше – типовой сценарий: тайшетский лесоповал, каторжная Колыма. Десять лет лагерей строгого режима...

История с КПМ легла в основу самого, пожалуй, резонансного произведения Жигулина – автобиографической повести «Черные камни», впервые вышедшей к читателю в 1988 году; это была периодика, 7 и 8 номера журнала «Знамя». Как поэт, понятное дело, Анатолий Владимирович стал известен много раньше: первый стихотворный сборник под названием «Огни моего города» вышел в 1959 году.

Привет от рудника

И эта, невзрачная по нынешним «гламурным» меркам книжица, и другие, последовавшие за «Огнями» – «Полярные цветы» (1966), «Прозрачные дни» (1970), «Соловецкая чайка», «Калина красная – калина черная» (1979), «Жизнь, нечаянная радость» (1980), «В надежде вечной» (1983) и пр. – выставлены нынче в музее наряду с прочими реликвиями. Как то – личными вещами Жигулина, включая деревянный чемодан, с которым он вернулся на волю. Зэковский, фирменный – такой выдавали в лагерях «на дорожку». Попала в экспозицию и маленькая фарфоровая фигурка бурундука – героя одного из знаковых стихотворений. Есть фотографии в большом количестве, книги с автографами, документы-подлинники.

Наполнению экспозиции в значительной степени способствовало участие в организации выставки известного воронежского библиофила Олега Ласунского. К нему я и обратилась с просьбой оценить музейное «собрание» по совокупности и выделить экспонат, который может претендовать на статус «самого-самого».

– Еще при жизни Анатолия Владимировича я бывал в его московской квартире, в Безбожном переулке, и уже тогда меня очень удивляли огромные стопы читательских писем – по поводу «Черных камней», – вспоминал Олег Григорьевич. – Они лежали в шкафах, громоздились на подоконнике. Я, конечно, предполагал, что эти письма у него есть. Но что в таком количестве – представить не мог; буквально горы высились. Эффект от повести получился колоссальным, чем Толя очень гордился... Тогда же я увидел и множество общих тетрадей и блокнотов, в тех же шкафах хранящихся. Спросил, что в них, и Толя ответил: «Мой дневник». А в последний визит он подарил мне на память веточку засушенного багульника, привязанного к фрагменту колючей проволоки. Сказал, что к нему приезжал поклонник из Магадана, побывавший на месте, где был рудник Бутугычаг. Этот человек отрезал там кусочек колючей проволоки – и приспособил его к сухому багульнику…

Аллюзия – к одному из самых пронзительных стихотворений Жигулина, написанных в заключении. Вот его начало.

Мне помнится

Рудник Бутугычаг

И горе

У товарищей в очах.

Скупая радость,

Щедрая беда

И голубая

Звонкая руда.

Я помню тех,

Кто навсегда зачах

В долине,

Где рудник Бутугычаг...

Щедрый дар

Багульник с «колючкой», помещенный в «бумажный» контекст выставки – и впрямь зрелище очень трогательное. И символичное: такая хрупкая былинка – и не сломленная!

– Я был хорошо знаком с женой Жигулина Ирой, – продолжал Олег Григорьевич. – И когда Толя умер, годы спустя, она позвонила мне с вопросом «что делать с архивом?». Предлагала его московским архивистам, но, поскольку громадный архив был не обработан, тем, видимо, не захотелось с ним возиться. А после смерти Иры мне позвонил человек с грузинской фамилией Берулава; он ухаживал за ней в последние годы. Сказал, что Ирина Викторовна, которая на тот момент уже жила одна, похоронив сына, завещала ему квартиру. И ее нужно срочно освобождать от бумаг. Буквально на следующий день новый хозяин пригнал грузовичок, куда выгрузил весь архив, за который пришлось заплатить – огромное количество коробок. Они заполнили мой кабинет до самого потолка... Архив пребывал в абсолютно бесхозном состоянии: туда попадали счета за квартиру, медицинские рецепты и так далее. Я целое лето вычищал, выгребал, отбраковывал и уничтожал лишнее. Но все ценное – а это, прежде всего, те самые дневники с массой интересных сведений – сохранил. И передал в музейные фонды; будущим исследователям жизни и творчества Жигулина – колоссальное подспорье. И щедрый дар от жигулинской семьи Воронежу; думаю, у нас больше никогда такого потрясающего подарка не будет.

– А издать дневники не планируется?

– Нет, нельзя. Это, во-первых, громадный объем. Во-вторых – там очень много интимных подробностей и резких мест, что мог позволить поэт только в дневнике.