Прожить по-пчелиновски

Разговор о фольклоре, который в одном из недавних номеров мы вели с профессором ВГАИ, заведующей кафедрой этномузыкологии Галиной Яковлевной Сысоевой, добрался до конкретных песен, бытовавших в старину на территории Воронежской области.

Накопить чувства

– Существует понятие: фольклорная картина мира. Когда каждый предмет – очеловечен. И плюс к тому еще имеет символическое значение. Благодаря этому глубока и философична народная песня. То, над чем бился Шекспир – «быть или не быть», то, над чем русский человек мучается в поисках смысла жизни – обо всем этом она говорит, да еще в какой красоте!..

Многие слушатели народной песни жалуются: непонятно, о чем в ней поется. Как правило, пояснения типа «отец с матерью сказали, а сын ответил» там отсутствуют. Сразу будет прямая речь, а дополнительные слова – они как бы не требуются. Затем: часто встречается перепрыгивание через время, которое в фольклоре течет неравномерно.

«Прошло много лет», – такие слова фольклору тоже не нужны. Тем, кто поет, это и без них понятно. Важен факт, а сколько прошло времени до того или после того, как он свершился – неважно. Отбор идет таких художественных средств, которые либо ускоряют повествование, либо останавливаются на деталях, очень существенных для понимания фольклорной картины мира и ее персонажей. То есть у фольклора – своя логика, особый отбор элементов. И то, что постороннему человеку кажется несколько алогичным, для исполнителя это – абсолютная логика; ненужное – уходит. Иногда – наоборот: этот повтор, кажется, слишком надоедлив. Но он – из строки в строку, так называемый цепной – требуется для связки содержания. Потому что события крайне медленно развиваются, и одно предложение охватывает несколько куплетов. Далее: очень большая распетость. Зачем нужна такая распетость, если ничего непонятно? А вот зачем: фольклор – он же не для зрителя создается. Распев нужен для того, чтобы накопить чувства. Чувства накапливаются в самом мотиве, потому что всю песенную историю – фабулу – можно рассказать буквально за тридцать секунд. Но не это нужно – нужно ее прожить, а не просто рассказать. И, распевая, исполнители погружаются в определенное состояние; они же знают, что будет потом – надо копить переживания для этого «потом». Потому что истинное проживание песни приходит только с последним куплетом. Когда все спел – вот тогда уже и слезы…

Мы – в театр, они – поют

Для примера – рекрутская песня «В славном городе Воронеже»; ее исполняют в селе Пчелиновка Бобровского района. Какого ж сына отдавать – это было проблемой для крестьянской семьи. Потому что отдать человека на 25 лет службы – это все, загубить его. Кем он вернется? Практически стариком. Такие сюжеты и Пятницкий записывал и публиковал, только с другим зачином – они очень длинные. Так медленно текст распевается, что полностью его спеть – минимум минут двадцать надо. И мы ограничимся началом песни.

В славном гораде, вот гораде,

Ои, да ва славынам(ы) го(е)…

Ох(ы), гораде, да, еще ва Варо(е)…

Ой, ва Воронеже.

Ва Варонеже, Варонеже…

Ои, у купса

Была, купса,

Ох(ы), у купса, да, у купса бага(я)…

Ой, у багатава ши да купса.

У багатава, багатава…

Ойи да, ох(ы) у ниво…

Ох(ы), да была-та, три сына люби…

Ой, три любимыва ши да сына.

Здесь сама фольклорная картина мира отсутствует – реальная картина дана. «В славном городе Воронеже…» – и дальше повествование пошло. Песня кажется эпическим сказанием, воспроизводящим то, что действительно происходило. Вот было у купца три сына: какого ж во солдаты отдавать? Старшего – у него детей дюже много. Среднего – у него жена хороша, она и докормит, и допоит. Отдадим младшего. Ну и, понятно, младший сын «восплакался»: «аль я вам не кровнюшка, аль я вам не роднюшка…»

Знаете, даже трудно представить, сколько раз за жизнь спели пчелиновские бабушки эту песню! Но каждый раз они поют – и каждый раз ощущение: настолько глубоко ее проживают, что, кажется, сейчас заплачут. Для них эти песни – то, чему можно сопереживать. Мы за таким сопереживанием в театр ходим, а они – поют. Это то, что обогащает. Вот книга прочитана; умные мысли какие-то не запомнил человек, но выводы – каждый делает. Через сюжет, через фабулу, развитие событий, поведение персонажей. Также исполнительницы песенного фольклора песню проживают – как чью-то чужую жизнь, чужую судьбу. Судьбу человека, жившего, в частности, в Пчелиновке.

Дикие истории

Правда, это село традицию меняло. Оно дважды сжигалось и, по-моему, отстроенное во второй раз, было подарено графу Орлову. Туда завезли дворцовых крестьян из Пошехонского уезда. Но надо иметь в виду: фольклор – он сразу, мгновенно, никогда не окликается. Должна вызреть какая-то жизнь, какой-то сюжет. И, как я понимаю, появление этой песни – это вторая половина 18-го века. Она – о событиях того времени или, может, чуть более раннего. Точнее сказать сложно – мы ж не жили в ту пору.

А как тогда жили? Когда нам удается записать что-то о том, как жили крепостные – всегда очень дикие истории слышим. В Семилукском районе, например, рассказали, что крепостных молодых женщин заставляли грудью вскармливать собак. Или – что крепостных меняли на собак. Был такой хутор, примыкавший к Ивановке; сейчас он на карте еще есть, а фактически – нет уже этого хутора. Там было пять дворов, они так и жили обособленно – это пять семей, мужчин из которых помещик обменял на собак... Знаете, когда из литературы о таких вещах узнаешь – одно.

А когда сидишь на бревнышке и тебе говорят: вот здесь это все было – представить такое невозможно. Сто пятьдесят лет прошло; кажется, это невообразимо большой срок. И память о том времени остаться уже не может. А ведь, тем не менее, еще сохраняется память о татарском полоне! Правда, не в Воронежской области – в Белгородской, но – ведь сохраняется!

Стучат – значит, надо

А по Пчелиновке еще вот что хочу сказать: там уникальный фольклорный коллектив был, который, может еще возродится. Нас с теми артистками связывала долгая дружба. Помню восьмидесятилетие их руководителя, Анны Алексеевны Булавкиной, которой не стало в прошлом году. Я была на похоронах, потому что она велела «Галю позвать»... Так вот, тогда, когда ей 80 лет исполнилось, мы, конечно, не могли не поехать на такой праздник, участвовали в нем вместе с пчелиновскими, были главными гостями… Или, вспоминаю еще, было восемьдесят лет Василию Филипповичу Мамонтову – он тоже в ансамбле пел. Мы ехали мимо из экспедиции – не смогли к нему не заехать. Он лежал на кровати – прибаливал. Мы дверь открываем, поем: «Пролетели все наши года, словно полая вода...» Он – встает с кровати, слезы катятся. И пошли мы по селу, собрали всех, стали петь…

Знаете, настолько люблю это село – там все удивительные. Родственные просто к ним чувства, теплые и родственные. К этим людям невозможно относиться иначе. Еще один очередной свой приезд вспоминаю. Закончился вечером в клубе концерт – и я пошла ночевать в, можно сказать, свой дом. Дом, в котором я всегда жила, когда приезжала в Пчелиновку – у тети Кати, Екатерины Ивановны Слуцкой. «Приду, – предупредила тетю Катю, – ночевать». «А ты не заблудишься?» «Не-е-е…» Я как-то совершенно забыла, что фонарей в деревне нет – какие там фонари!.. А рядом с ней живет ее дядя – дядя Митя. Дома одинаковые, крыльцом на улицу. И я попадаю к этому дяде Мите – темень же страшная. Стучу-стучу – кто-то открывает дверь, я вхожу. Включила свет в коридоре – что-то, чувствую, не то. Захожу в комнату – и тут уж точно понимаю, что не сюда попала. А хозяина – нет, он открыл и тут же лег. Тихо ухожу, закрываю дверь и иду к тете Кате. Утром к нам приходит дядя Митя, я – к нему из своей комнаты. «Зачем же, – говорю, – вы вчера дверь открыли? Вы ж не ждали никого. Кто ж так делает: открыл и пошел спать, не посмотрел даже, кому открыл…» А он говорит: «Раз люди стучат – значит, им надо…» Потрясающая история, и я таковых много могу рассказать…