Врач на все времена
День медицинского работника, который в России отмечается в третье воскресенье июня и в этом году выпал на минувший выходной, всегда предшествует дате начала Великой Отечественной войны. Но еще на этот год выпал значимый для регионального и отечественного здравоохранения юбилей, который объединяет две даты особым смыслом. 150 лет исполнилось нашему земляку, родоначальнику знаменитой врачебной династии Андрею Гавриловичу Русанову – профессору, основоположнику воронежской хирургии XX века.На стыке эпох
С 1910 года он возглавлял Пироговское общество врачей Воронежа, а сразу после революции стал руководить местным хирургическим обществом. Советская власть доверила ему пост первого заведующего губздравотделом. Он много тогда сделал для восстановления здравоохранения, передал под роддом свою личную дачу в Дубовке. С переводом в Воронеж Юрьевского университета возглавлял кафедру госпитальной хирургии вплоть до своей кончины – до 1949 года. Летом 1942-го он покинул оккупируемый город одним из последних. И уже в занятом Воронеже немцы настойчиво искали профессора Русанова, чьи работы по лечению ран приобрели особое значение. На стенах домов даже расклеили листовки, обещая тому, кто укажет местонахождение профессора, 1000 немецких марок и корову впридачу. А он уже дневал и ночевал в операционных прифронтовых госпиталей и на переломе Великой Отечественной войны был награжден орденом Трудового Красного Знамени – «… за самоотверженную работу в эвакогоспиталях по лечению бойцов и командиров Красной Армии, раненных в боях с немецкими захватчиками…».
Так потомственный дворянин, ученик Вернадского, Сеченова, Мечникова, успевший поработать в лучших клиниках Лозанны и Берна, но продолживший врачебное дело в советской России, боровшийся с фашизмом в годы войны – всей жизнью и профессией Андрей Русанов объединил непримиримые эпохи страны. Доказал, что профессия врача – это особая привилегия – и обязанность – подняться над любой схваткой и разглядеть в ходе времени, как в токе человеческой крови, самое главное, дарованное Свыше вопреки всем формациям, войнам, революциям. Вероятно, именно профессия врача, выполнение этого долга помогли Андрею Гавриловичу правильно осмыслить и принять трагичные процессы в родной стране на стыке эпох.
Дом с продолжением
Все это высветилось предельно ясно в доме его внучки анестезиолога-реаниматолога писателя Татьяны Николаевны Русановой, куда ваш корреспондент, зайдя однажды, стал наведываться регулярно. Просто сам этот дом, всегда гостеприимный, с его семейными архивами – как мгновенный укол прояснения, примирения с любой действительностью.
– До революции во время учебы в Москве дедушка Андрей Гаврилович много спорил с Лениным. Он лечил Льва Толстого – друга своего отца, сам с ним дружил и по своим убеждениям был толстовец. Ленин же советовал ему не отвлекать мужиков от великой революционной борьбы мелкими идеями земства. Но дедушка пишет в своих воспоминаниях тех лет, что деятели малых дел необходимы во все времена. Он любил говорить: «Зачем глобально бороться за чистоту – возьми веник и подмети!» Но в партию все равно вступил – в 1942 году, когда немцы мыли сапоги в Волге. Сказал: «Я созрел. В такое время надо быть со всею страной», – поделилась Татьяна Николаевна Русанова.
А еще Татьяна Николаевна познакомила с воронежскими дневниками своего деда профессора Андрея Гавриловича Русанова в первые дни войны. С ее разрешения публикуем их фрагменты.
Из дневников войны
22 июня 1941 года.
Воскресенье. Ветреный, пасмурный день. В 6 ч. утра выехал из Воронежа на машине. Переезжал на весь отпуск на дачу, вез некоторые вещи – постель, ружье, собаку. Ехал с удовольствием – давно не бывал в поле. Впереди отпуск, чудесная дача, внуки, мечта о научной работе! После обеда заснул и увидел неожиданно во сне, что «война с Германией».
Проснулся с гнетущим чувством. Глушь. Ни радио, ни газет. Уехал в Воронеж. … Да, война с Германией, бомбардировка…
23 июня 1941 года.
Объявлена мобилизация. Все сомнения рассеяны. Да, это, действительно, разбойное нападение. Весь день спешно, «в две руки» экзаменовали по хирургии. Все эти годы мы жили, отдавая последнюю клеточку государству… Мы двигали науку. Я, старый человек, ушел в этот чудесный мир научной работы, научной мысли, я жил им, жил природой. И вот грубая сила, как бандит, вдруг врывается в эту мирную жизнь.
1 июля 1941 года.
Труд без передышки. Единственную помощницу вдруг командировали для оборудования госпиталя. Трудно бывает иногда сохранить спокойствие, столь необходимое для работы. Ползут слухи – такой-то город взят и такой-то. Много передатчиков слухов. Гоню их вон – работать мешают.
3 июля 1941 года.
Вчера я видел ужасное лицо современной войны. Это раненые жители, доставленные из прифронтовой полосы. Я видел молодую кормящую мать, у которой три глубокие раны осколками гранаты грудной железы. Молоко обильно струится из них. Ее ребенок –
чудесная девочка трех месяцев – ранена осколком в пах. Видел людей, буквально татуированных по всему телу не менее чем сотней мелких осколков, так что не знаешь, как целы и остались глаза. Это люди с Белостока. Они рассказывают, что фашисты ворвались во время посадки в вагоны и не мешали. Наоборот, сказали, успокаивая: «Поезжайте, не тронем». Но едва тронулся поезд, начали обстрел.
17 сентября 1941 года.
Вчера с грустью видел картину гнойного восходящего миелита после ранения крестца. Вопреки моему настоянию – немедленно оперировать – раненого перевели для операции в нервный госпиталь, в этой волоките упущено время, и он безнадежен. Это сохранение «своей статистики» просто бесчеловечно.
21 сентября 1941 года.
Вчера выходил из мединститута и остановился на крыльце, на тех самых, истертых плитах, с которых время давно стерло мои шаги гимназиста. И сразу вспомнился уход домой после Всенощной в тот день в последний раз, 49 лет назад. Меня среди лекции студентам настоятельно позвали в пропускник. На полу на носилках между белыми халатами врачей и студентов – голое, серое, все исковеркано осколочными повреждениями. Летчик-полковник, погибший при попытке спуститься на парашюте. Это один из наших защитников. Когда его привезли, он еще дышал.
Букетик медсестре
– Однажды, уже по возвращении в освобожденный Воронеж, наша семья, как и другие горожане, после работы отправилась на выделенный огородик. Вдалеке слева виднелась краснокирпичная труба, до половины разрушенная – котельная Седьмой детской инфекционной больницы. И здесь же возвышался одинокий фанерный обелиск со звездочкой. Значилось на выцветшей табличке – медсестра. Фамилии не разобрать. Бабушка Лида сказала: «Какая молоденькая». Дедушка сказал: «Война, как жизнь, у каждого своя!» Он имел право так говорить. Самая младшая внучка Таня собрала букет полевых цветов и положила на холмик. Это была я, – вспоминает Татьяна Николаевна.
