Голос Надежды

В прошлом номере «Берег» рассказал историю Надежды, которая 10 лет терпела истязания мужа. Сейчас женщина с детьми проживает в приюте «Покров». Муж угрожал расправой и даже являлся в приют с оружием. На основании собранной следователем доказательной базы мужчина заключен в СИЗО.

Привлечь за угрозы никого нельзя. Как поясняет юрист центра «Право голоса» Марина Ареян, любое обвинение требует доказательств, но в данном случае собрать их базу проблематично. Само понятие «угроза», закрепленное в законе, подразумевает ее реальность, намерение что-то с человеком сделать. Также этот факт должны подтвердить свидетели, которые будут однозначны в своем трактовании ситуации. Любое разночтение классифицируют как отсутствие состава преступления.

Но клубок преступлений, совершенных против Надежды и ее детей, юристы «Права голоса» – Марина Ареян и Ирина Кострыкина совместно со следователем СК – размотали и без этого и продолжают помогать женщине на протяжении всего судебного следствия.

– Мы сразу же написали жалобу в областную прокуратуру, сообщили, что у Виктора есть родственные связи в правоохранительных органах Верхнехавского райо­на. Мы боялись необъективности, – говорит Марина Ареян. – Вместе с Надей пошли к прокурору района, он лично побеседовал с ней. Мы догадывались, что нам подзащитная не обо всем рассказала. Но понимали, что она пережила нечто совсем ужасное. Надя обо всем рассказала прокурору. Если бы не его профессионализм, еще неизвестно, удалось бы «вытащить» эти подробности наружу или нет. Объяснение Надежды в дальнейшем было передано следователю Новоусманского МСО, которая проводила процессуальную проверку по обращению Надежды. Сотрудник СК прониклась ситуацией, грамотно провела следственные действия. Мы со своей стороны также оказывали всестороннюю поддержку.

Откровенные показания Надежды, ее детей, а также иные собранные по делу доказательства позволили следователю, старшему лейтенанту Новоусманского межрайонного СУ СК РФ по Воронежской области Анастасии Гудковой выйти с ходатайством в суд об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу для супруга Надежды и посадить его в СИЗО – ожидать приговора.

 «От сотрудников органов мы хотим понимания»

– Почему нельзя привлечь за угрозы? Ведь Виктор, как утверждает Надежда, приезжал в приют с пистолетом! – спрашиваю у специалистов «Права голоса».

– Статья 119 УК РФ «Угроза убийством» всегда была одной из самых труднодоказуемых, потому что она составлена таким образом, что очень много факторов должно сложиться воедино. Отсюда, по большому счету, и пошла фраза: «Вот убьют, труп приедем опишем». Угроза – это когда человека вот сейчас чуть не убили. Это верх цинизма, но так на практике и работает, – отвечает Ангелина Севергина.

– Разве можно защитить женщину, пострадавшую от насилия, при таком несовершенстве законодательной системы?

– Вопреки, возможно, сложившимся убеждениям, в российском законодательстве достаточно инструментов, которыми можно успешно пользоваться при работе с такими делами. И чем быстрей после совершения преступления мы начинаем работать с доказательной базой и определением позиции, тем выше шанс защитить права пострадавшей и обеспечить ее безопасность, и тем больше у нас таких инструментов. Даже привлечение к ответственности по административной ст.6.1.1 («Побои») – это уже сдерживающий фактор для агрессора. В большинстве своем, если мы не говорим о психопатах, они понимают, что следующий проступок – это уголовное обвинение, а значит, судимость. Как минимум социальное клеймо.

Если говорить о таких случаях, как у Надежды, действенный инструмент – это настоящая изоляция: сначала СИЗО, а потом реальный срок. В доказательную базу мы стараемся собрать все: освидетельствование судмедэкспертов, показания свидетелей, даже несовершеннолетних детей.

Но часто бывает так, что женщина обращается тогда, когда уже столкнулась с бюрократическими или процессуальными трудностями. Через это действительно трудно пройти самой – с этим знанием никто не рождается. И еще важный момент – как это реализуется на местах. У «Права голоса» есть примеры взаимодействия с силовыми структурами. К примеру, когда мы с Надей поехали писать заявление об угрозах, участковый искренне старался помочь ей заполнить бумагу грамотно. На основании нашего заявления нельзя было запустить производство, но, во-первых, это всегда – повод для проверки, а во-вторых, сигнал правоохранительным органам и органам опеки о том, что ситуацию надо поставить на контроль. А были случаи, когда пострадавшей говорили: «На, пиши». И она пишет, как понимает, а дальше ничего не происходит. Человеческий фактор сегодня имеет большое значение. Тот, кто не хочет, ищет причины, а кто хочет – возможности. В полиции есть небезразличные сотрудники, которые знают, как пользоваться законом, чтобы защищать граждан, – делится своим убеждением Севергина.

– Но сотрудников в системе не хватает, – добавляет Марина Ареян. – Работая над делом Надежды по разделу имущества, в течение месяца не могла связаться с участковым. Как ни позвоню, слышу: «Я отсыпаюсь», «Был на сутках, звоните завтра». И это реальная проблема. Когда мы говорим о категории административных дел, там есть срок, отведенный на рассмотрение – два месяца. И мы часто находимся на черте установленных рамок, когда еще чуть-чуть – и можно никуда не успеть.

– Загруженность работников системы повсеместная, но ведь еще существует проблема обесценивания ими же ситуаций домашнего насилия. По их признаниям, для них нет никакого резона заниматься этими делами, потому что пострадавшая придет и заберет заявление, а они, если приступят к расследованию, сделают работу впустую. Какое тут нужно привести доказательство, что такая работа не может быть сделанной зря?

– Во-первых, надо создавать прецеденты, – говорит Ангелина. – И дело Нади как раз такое для региона. Когда женщина понимает, что у нее есть защитники, она, как правило, не перестает бояться, но понимает, что они на стороне ее интересов. Мы можем показать пострадавшей пути выхода из ситуации насилия и предложить всестороннюю помощь на этом этапе, в том числе психологическую. В сотрудничестве с другими некоммерческими организациями мы можем помочь ей с жильем, работой. Можем помочь проработать паттерны, социализироваться и адаптироваться к новому, вообще – начать здраво мыслить, что насилие – это не норма, что она не должна это терпеть.

Это та работа, которую, конечно, не должны выполнять сотрудники правоохранительных органов. Но от них мы хотим понимания, что пострадавшая забирает заявление не потому, что это ее каприз, а потому что она напугана. Это зачастую необъяснимый страх. Когда люди проживают на одной территории, после драки им некуда разойтись. В таких ситуациях можно просто сигнализировать нам.

Во-вторых, это, конечно, информирование. Работа сотрудника правоохранительных органов, которая не привела к результату сейчас, может оказаться очень полезной через десятилетие. И еще, чтобы борьба с домашним насилием в России действительно была эффективна, нужно помнить о специфике этих преступлений: в большинстве случаев мужчина, совершающий насилие в отношении женщины, продолжит ее избивать, когда вызванный на место участковый уедет. В домашнем конфликте некуда убежать, а изолировать их друг от друга на какое-то время очень важно. Это не только про безопасность здесь и сейчас, но и про то, что у пострадавшей не будет формироваться ощущение полной безнаказанности ситуаций, когда ее обижают, а ответственности за это не наступает.

«Бесследно и в один момент такие раны не заживают»

Когда женщина, живущая в насилии, сталкивается с тем, что за грубость с ней ответственность не наступает, ее быстро постигает разочарование в правоохранительной системе. Для нее это место, где не захотели слушать про ее беду, где однажды подавили, обесценив, ее голос.

У таких женщин потухшие глаза без всякой надежды быть услышанными. Дома они привыкают ходить на цыпочках и говорить шепотом, превращаются в тень самих себя. Даже сейчас Надя ведет диалог осторожно, как будто опасаясь сказать что-то лишнее. В ее глазах тревога. Кажется, еще секунда, и она начнет оглядываться по сторонам – не слушает ли муж? Здесь, в приюте, в безопасном месте и под защитой целой команды юристов сбежавшая Надя пока еще затворница своего мучителя.

– Побег – это часто какое-то импульсивное решение, которое в большинстве случаев принимается ради детей. Почти все женщины, которые находились под нашей защитой, имели детей. Про себя они думают – «я-то ладно, перетопчусь», но, когда дети начинают понимать, что происходит, срабатывает спусковой механизм, – рассказывает Ангелина Севергина. – Однако бесследно и в один момент такие раны не заживают, это длительная психоэмоциональная реабилитация. И изменения в подавленной женщине очень трудно уловить, это происходит, возможно, на уровне каких-то сверхнадстроек. Раньше Надя всерьез полагала, что, если увидится с Виктором, он убьет ее взглядом. Теперь она осознает нереальность этой мысли, хотя по-прежнему опасается встречи с ним. Расследования таких дел часто длятся годами.

– Какую помощь, помимо юридической, вы оказываете Надежде?

– Группы поддержки для женщин, переживших насилие, всегда ждут Надю, но пока она предпочитает работать с индивидуальным психологом и исповедоваться у батюшки. Кроме того, она прошла курс по профессиональной переподготовке, стала криминалистом. Ее новые навыки могут пригодиться организации, если она захочет помогать женщинам, которые оказались в такой же ситуации. Так нередко случается в нашей практике. К примеру, два года назад мы помогли женщине, которая работает гинекологом в частной клинике. А теперь она помогла нам в ситуации с Надей – провела обследование и выдала заключение для суда.

Также Надя уже трудо­устроена, она присматривает за детьми в приюте, – говорит Ангелина.

– По большому счету, вы не можете гарантировать Надежде безопасность на всю жизнь. Да, это долгие расследования, но что будет, если его не осудят? А если даже осудят, он же когда-то все равно выйдет…

– Виктору 66 лет. Мы убеждены в серьезности собранной следствием СКР доказательной базы, – отвечает Марина Ареян. – Мы будем бороться и сделаем все, что от нас зависит. Санкции инкриминируемых статей предполагают наказание от 8 до 15 лет. По правилам процесса, прокурор будет просить максимум, а назначат, скорее всего, лет 12.

Но вопрос безопасности действительно важный. И нам повезло, что сейчас избрана мера пресечения – заключение под стражу. Когда такое решение не вынесено, пострадавшая от насилия женщина всегда не в безопасности, и мы тоже не можем круглосуточно находиться рядом с ней. Принятие закона «О профилактике семейно-бытового насилия», возможно, могло бы давать такие гарантии, но пока юристы не ознакомлены с его последней редакцией, а он с самого начала был неидеальным. К тому же в России вообще отсутствует дефиниция «домашнего насилия». Вот с чего нужно начинать.

Подсудимый находится в СИЗО девять месяцев. Психиатрическая экспертиза признала его вменяемым. Очередное заседание суда состоялось две недели назад, допрошены свидетели. Еще несколько слушаний пройдет в ноябре, после чего будет вынесен приговор.

Бесплатная поддержка Надежде оказана в рамках проекта «Право голоса. Комплексная помощь женщинам и детям, пережившим домашнее насилие», реализуемого при поддержке Фонда президентских грантов.

Если вам нужна помощь, свяжитесь со специалистами центра «Право голоса»: WhatsApp | Viber +7 (915) 580-40-82.

Проект по оказанию помощи пострадавшим от насилия «Право голоса» признан одним из лучших в стране и рекомендован к тиражированию в России.

Воронежский проект «Право голоса» был представлен на конференции Российского детского фонда в Пятигорске, где участниками стали представители 65 российских регионов. Там руководитель проекта, председатель Воронежского областного отделения Российского детского фонда Ангелина Севергина заявила, что домашнее насилие – тема, которую необходимо обсуждать.

– Проекту «Право голоса» почти три года, за это время к нам обратилось более 300 женщин, все они с детьми, некоторые – многодетные. Мы оказываем как психологическую помощь, так и юридическое сопровождение, обеспечиваем безопасное временное размещение. Кроме того, ведется работа по повышению информированности о проблеме домашнего насилия у студентов юридических специальностей, действующих юристов и адвокатов, а также юридической грамотности среди женщин, переживших домашнее насилие и другие кризисные ситуации, – рассказала Севергина на конференции.

Анастасия Гудкова, старший лейтенант юстиции, старший следователь Новоусманского межрайонного СУ СК РФ по Воронежской области:

– В российском законодательстве понятие «домашнее насилие» никак не регламентируется, но есть ряд уголовных статей, по которым можно привлечь к ответственности фигуранта, совершившего противоправные действия в отношении своей семьи.

К примеру, ст.117 УК РФ «Истязание» – причинение физических или психических страданий путем систематического нанесения побоев либо иных насильственных действий. Привлечение к ответственности по данной статье возможно, если доказаны именно систематические противоправные деяния. Более распространенными считаются ст.111, 112 и 115 УК РФ («Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью», «Умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью» и «Умышленное причинение легкого вреда здоровью»). И каждая ситуация, которая попадает в руки сотрудников правоохранительных органов, индивидуальна, поэтому требует глубокого погружения для разбирательства.

Наш следственный отдел занимается в основном рассмотрением сообщений о тяжких и особо тяжких преступлениях, в том числе совершенных в отношении несовершеннолетних. Это, как правило, очень серьезные ситуации, поэтому в своей практике я не сталкиваюсь с тем, чтобы кто-то забирал заявление. Более того, существует частное и публичное обвинение. И если для первой категории дел наличие заявления необходимо, то для второй – нет. Когда речь идет о тяжком преступлении, уголовный процесс все равно будет начат. И я работаю именно с такими делами. Проще говоря, если ко мне придет женщина и скажет, что муж избивает ее и ребенка, а потом она захочет дать этому обратный ход – этого сделать не получится.

Конечно, все дела очень индивидуальны, и как женщина я могу понять переживания, страхи женщины, находящейся в ситуации насилия. К тому же по опыту знаю, что пока она рядом с агрессором, давление в ее адрес вряд ли прекратится. А продолжение разбирательства может быть угрозой для безопасности пострадавшей. Но у меня есть правовые инструменты для влияния на эту ситуацию. В моих силах, например, избрать меру пресечения фигуранту, связанную с изоляцией от общества, или привлечь к работе психологов «Права голоса».

В регионе необходимо нарабатывать юридическую практику по делам, связанным с домашним насилием. Я в этом чувствую свою пользу, когда могу оказать реальную помощь. Ценно, что женщина может прийти домой и не бояться. Ценно, что дети не плачут, а улыбаются. В этом смысл нашей работы – чтобы люди знали, что они защищены.

По данному конкретному уголовному делу я очень прониклась ситуацией, в которой оказалась Надежда и ее дети, старалась всячески помочь ей, добывая доказательства виновности ее супруга, чтобы он предстал перед судом и понес заслуженное наказание.