Ловушка для одинокого дежурного

Горячая точка
Дежурная часть одно время считалась неким отстойником для проштрафившихся сотрудников, местом почетной ссылки. Другая крайность состояла в том, что в дежурке работали трезвенники и отличники по поведению, но малопригодные к этой должности. Однако риск получить от них залет по службе сводился к минимуму, и уже одно это начальство до поры до времени устраивало.
Работа дежурного милиции в аэропорту только на первый взгляд казалась более легкой в сравнении с аналогичной службой в территориальных подразделениях ОВД – по накалу страстей, объему информации и числу принимаемых за сутки решений. Дежурство в аэровокзале таило в себе такие напряги и опасности, о которых территориалы и не «мечтали».
Возьмем относительно безоблачную вторую половину 80-х. Тогда аэропорт за день выдавал и принимал более 100 рейсов. Через аэровокзал проходили тысячи людей. А что начиналось, когда полеты задерживались – по техническим или погодным условиям? Нередко возникали конфликтные ситуации с участием большого количества уставших людей, когда именно в офицере милиции они видели представителя «ненавистной» им власти.
В аэровокзале круглосуточно работал ресторан и буфет, где можно было отовариться спиртными напитками. Некоторые просто приезжали попить пива – ночью взять его больше было негде. И были они, как правило, уже хорошо «заряженными» – хотели догнаться…
Любой вокзал притягивает к себе не только криминальный, но и, как тогда говорили, антиобщественный элемент – бомжей и ранее судимых бродяг. За ними – тоже глаз да глаз, чуть недоглядел – «ушел» чемодан, сумка или одежда расслабленных пассажиров.
Поэтому воздушная милиция играла в «футбол» с милицией железнодорожной – с помощью автобуса №120, который курсировал между вокзалом и аэропортом. С вокзала бомжей засылали в порт, а мы стремились спровадить их обратно. Главным было – не пропустить последний автобус. Это называлось – зарядить по маршруту 120.
Обычно ночью дежурный оставался фактически один на один с пассажиропотоком. А также – целым арсеналом табельного оружия. И доступ к его телу перекрывался одной лишь деревянной дверью и символической перегородкой метра полтора высотой. Комнатенка для задержанных размещалась тут же, и более двух человек втиснуть в нее уже было проблематично. Я застал время, когда в отделении были одни наручники.
Лишь в самом конце 80-х – начале 90-х годов, когда косяком пошли угоны самолетов и вспыхнули локальные конфликты по всей стране, дежурную часть укрепили техникой и кадрами.
«Сердце – нервное»
Вспоминается одна история, связанная с моим дежурством.
Ближе к обеду – звонок на пульт из ресторана: срочно пришлите кого-нибудь, у нас клиент буянит!
Пришлите… А кого мне прислать, если постового в дежурной смене не было (болел или в отпуске), а на досмотре – запарка: посадка на серьезные рейсы. За весь базар-вокзал я в ответе один.
«Подорвался», закрыл дежурку и не торопясь (а вдруг рассосется…) поднялся на второй этаж – в ресторан. Сразу же понял – не рассосется: это Виктор Макарович к нам «отобедать» пожаловали...
Виктор Макарыч был человеком весьма необычным. Он выглядел преуспевающим пенсионером, «сделанным» не в России. Яркая рубашка дополнялась элегантными шортами(!), недешевая трость гармонировала с кожаными штиблетами, а венчала все это модная австрийская шляпа. Представили? А еще – благородная, аккуратно подстриженная бородка, темные глаза, проницательный взор…
Но мало кто знал, что под модной шляпой у Виктора Макарыча… не было четверти головы. После тяжелой операции на месте изъятого наряду с опухолью серого вещества была глубокая яма...
С той поры Виктор Макарыч и стал необычным. Он получил стопроцентную инвалидность и массу свободного времени. Жил вместе с сестрой где-то в Советском районе Воронежа. Она строго следила за ним, не позволяя переместиться в жизненный андеграунд.
Из публичных заведений он предпочитал собесы и органы власти, куда частенько наведывался, чтобы покачать права. Частью оставшегося интеллекта он мог обманывать окружающих минут пять максимум. Иногда и минуты хватало – когда Макарыч чувствовал себя неважно.
В соответствующих структурах молили господа лишь о том, чтобы Виктор Макарыч не появлялся у них в момент душевного обострения. Таковое иногда с ним случалось и приводило к госпитализации в известное учреждение.
Но потом Виктор Макарыч появлялся вновь. В шляпе, с тросточкой и своей коронной фразой, которую он говорил многим женщинам, неожиданно взяв за руку: «Сердце – нервное! Ни таблеток, ничего! Сердце нервное…»
…Именно эту фразу я и услышал, войдя в ресторан. Виктор Макарыч общался со взволнованной администраторшей, которая тщетно просила его покинуть заведение, зная, что за еду он все равно не заплатит.
Я с ходу попытался «взять быка за рога» и тоном, не терпящим возражений, приказал Макарычу выйти из ресторана вон!
Но у него явно были другие планы: он на меня почти не взглянул, продолжив бубнить про нервное сердце и бесполезные таблетки.
Тогда я решил применить силу. Возможно, это было ошибкой, но я действительно очень не любил, когда, выражаясь милицейским сленгом, люди совсем «не реагируют на мои замечания». Да и силу я применил символическую, слегка потянув его за рукав.
Его ответный жест стал неожиданным: со зверским выражением «проницательных глаз» он сильно замахнулся на меня своей тяжеленной тростью!
Администраторша охнула…
До сих пор не знаю, правильно ли я тогда сделал – не стал изворачиваться, продолжая смотреть ему прямо в глаза! Даже инстинктивно руки не поднял, чтобы защитить себя от удара, лишь слегка отступил, нарушив правила самообороны...
Трость провисела надо мной секунды три. Мне показалось – больше. Много больше. Потом – она медленно опустилась, но, слава богу, не на меня, и ее хозяин быстро пошел к выходу.
Я не стал его тормозить, молча проводив до двери аэровокзала, и убедился, что «клиент» сел в автобус. Только тогда меня посетил отходняк...
Макарыч в ресторане мог легко раскроить мне череп, уравняв с собой в «правах и обязанностях». И остаться при этом практически безнаказанным – ведь у него была СПРАВКА…
Дальнейшая судьба Виктора Макарыча сложилась трагически. После смерти сестры он остался беспризорным. Квартира его превратилась в притон алкоголиков и наркоманов. Там же его зверски убили…
Об этом я узнаю случайно, через несколько лет, уже уйдя из милиции.