«Главное на сцене – катарсис»
Заслуженная артистка России Елена Гладышева почти 40 лет работает в Воронежском государственном театре драмы им. Кольцова. Про себя говорит, что ей посчастливилось попасть в «обойму» прямо со студенческой скамьи: она сыграла десятки запоминающихся ролей и сейчас занята почти во всех премьерах театра.
На сцене драмы состоялся бенефис Елены Гладышевой, приуроченный к ее юбилею. О творческой жизни артистка рассказала корреспонденту «Берега».
«ОТРАВИЛАСЬ СЦЕНОЙ»
– Елена Ивановна, вы пришли в театр из самодеятельности, где была очень хорошая школа. Но как поняли, что это призвание, дело всей жизни, ведь по первому диплому вы – химик-органик?
– Танцевала, пела в полупрофессиональном детском хоре. Мне всегда нравилось выходить на сцену, я любила это. Но я была девочкой скромной, поэтому никогда не думала всерьез, что могу стать актрисой. Когда оканчивала школу и пришла пора выбирать, размышляла так: да кому я там вообще нужна? Поэтому пошла на химфак за компанию с подружкой.
И посчастливилось, что именно в тот год в «техноложку» был изгнан Театр миниатюр, руководили которым легендарные Лев Кройчик и Владимир Сисикин. Мои крестные отцы в профессии. Тогда я уже бросила и танцы, и вокал – невостребованность не давала мне покоя, поэтому я пошла в этот театр. И там я уже просто отравилась сценой насовсем, навсегда.
На втором курсе я пыталась бросить институт, но мама не разрешила, она просила: «Лена, оставь свои глупости! Принеси мне диплом, а потом делай что хочешь!» Я и на третьем курсе порывалась, а потом как-то смирилась, но в Театре миниатюр продолжала работать. Так и окончила химфак.
Но вдруг поняла, что не смогу себе простить, если не попробую. Вот надо было пойти, чтоб выгнали. Я не лукавлю, я на самом деле пришла в институт искусств для того, чтобы меня отправили назад. Но меня взяли, хотя я уже была возрастная. Мне было 24, а потолок – 23.
– Не боялись ошибиться? Вы же уже были трудоустроены на момент поступления, а тут снова очная учеба.
– Нет. Потому что я понимала, что иду заниматься любимым делом. И мамочке своей я благодарна безмерно за то, что она меня поддержала.
«СРАЗУ ПОПАЛА В ОБОЙМУ»
– Но в театре не сразу дают главные роли…
– Мне повезло. Я пришла, и мне сразу дали роль Лидии Богаевской («Варвары», М.Горький). Параллельно я репетировала «Даму-невидимку» Кальдерона. И сказки! Это то, на чем мы учимся работать. Это ж такой кайф! В сказках так интересно работать, похулиганить можно. Это сейчас мы уже в возрасте, нас в них не берут. Пусть молодежь резвится, это благодатный материал, чтобы окрепнуть, утвердиться, раскрепоститься. А у меня всегда было много работы. Мне повезло, я как-то сразу попала в обойму.
– Лев Ефремович – не только ваш руководитель в Театре миниатюр, но и театральный критик. Он говорил вам, что делаете что-то не так?
– Боялась его ужасно! В Театре миниатюр он все время ругался: «Что ты ползаешь по сцене, как крыса беременная?» Мы не обижались, знали, что он говорит это любя. Тряслась, когда он приходил на мои спектакли уже в драмтеатр. Но он был человеком добрым, меня, наверное, любил. После спектаклей мы с ним часто разговаривали, пытались разобрать профессионально очередную роль.
«НЕ СПОРИЛА, НО КАПРИЗНИЧАЛА»
– С режиссерами тоже всегда было единение?
– Да. Мне подфартило, наверное. А без удачи никак. И молодежи нашей сейчас тоже везет, потому что они все задействованы в репертуаре, умеют хорошо работать с классикой. А когда есть единение с режиссером, тогда случается роль, случается успех, случается спектакль.
– И вы никогда не спорили с режиссерами?
– Бывало. Но, скорее, капризничала. Когда Вырыпаева ставили, «Танец Дели», как меня Никита (режиссер Никита Рак – прим. авт.) вытерпел, не знаю. Мне не очень близок текст Вырыпаева, я, наверное, не очень современная. Далек он от меня. Люблю, как текст выстраивает, например, Федор Абрамов и Виктор Розов. Какие там монологи, какие смыслы! Но Никита нашел подход ко мне в работе с Вырыпаевым. И спектакль получился.
Хотя вот Ярослава Пулинович, например, мне нравится очень. Хороший автор, пишет по делу. Но есть авторы, которых я не понимаю, они не мои. Пьесы Вырыпаева меня не трогают. В «Бабе Шанель» (премьера драмтеатра, режиссер Никита Рак – прим. авт.) тоже выясняли, что к чему. Николай Коляда – тоже не совсем мой автор, к сожалению. И мне нужно было понять, почему и зачем это делается. Вот если ты знаешь ответы на эти вопросы, то никаких проблем не будет.
– В спектакле «Баба Шанель» вы примерили кокошник, он огромный – такое решение художника. Понятно, что вы уже врастаете в свои костюмы, а что с имиджем? Приходилось его кардинально менять для ролей?
– В 40 лет я играла 85-летнюю старуху в спектакле «Приходи и уводи». Я ее обожала! А в спектакле «Самоубийца» играла сумасшедшую Марию, там тоже был любопытный образ. Я не героиня – я характерная актриса, поэтому мне перевоплотиться на раз-два, прыгаю с одного образа на другой и довольна. В «Аресте», кстати, тоже играла старушку, и я не наигралась этой ролью. Когда мы вернулись из Концертного зала в родные стены, этот спектакль, к сожалению, не получилось выстроить на новой площадке из-за габаритов.
«ЗРИТЕЛЬ ПРИХОДИТ СОПЕРЕЖИВАТЬ»
– Как вам кажется, театр не утрачивает своей воспитательной функции? Как вы относитесь к современным формам в театре?
– Для меня самое главное, чтобы режиссер был талантлив. Когда я прихожу к Бычкову, смотрю у него осовремененное «Доходное место», мне это не мешает ни капли, потому что сделано хорошо. А в «Бальзаминове» текст оставлен, а костюмы, ситуации, антураж – современные. И мне это тоже не мешает, напротив – меня это погружает. Мне говорят про нашу современную жизнь, просто словами из другого века. А этот феномен, когда старый текст отражает нашу жизнь, говорит лишь о том, что такой текст написан на века.
Я не любительница обнаженных натур в театре. Если можно не оголяться, я считаю, этого делать не надо. Зачем? Чтобы выпендриться? Я не понимаю мата, звучащего со сцены. Считаю, что можно обойтись без него. А современная драматургия, к сожалению, этим напичкана. Я понимаю, что новые авторы, наверное, хотят отразить наше время. И действительно – иду по проспекту, вижу девушек – и такой отборный стоит! Они не ругаются, они говорят на нем. Вот это ужасно. Но вместо того, чтобы поднимать такую «культуру», нужно их оттуда вытаскивать. Зачем погружаться в болото?
Всегда у театра была воспитательная миссия. В людях надо будить живые чувства. Работать надо так, чтобы в зале происходил катарсис. Что бы зрители ни говорили, но они приходят в театр не для того, чтобы отдохнуть, а для того, чтобы сочувствовать. За живой энергетикой. Приходят сопереживать.
