Газета,
которая объединяет

Картофелина и свистульки

Старушка с палкой принесла в банк пенсию, чтобы уберечь ее до дня рождения внука. Обменяла кучу рублей на одну зеленую купюру, и долго с сомнением на нее смотрела, а операционистка обменника звонила в Москву: это вам из воронежского филиала – у нас тут клиент один хочет купить двести тыс. долларов… Очереди она сказала: «Не стойте, валюты больше нет!» «Никакой?» – спросили ее. «Никакой», – ответила операционистка. Старушка ушла в смятении: то ли радоваться, что ей последней достались американские деньги, то ли, наоборот, горевать, что так много родных бумажек она поменяла на одну чужую.

Другую старушку моя жена в тот же день встретила в «Пятерочке»: на кассу она принесла одну картофелину и долго перебирала монетки, пересчитывая их и сбиваясь. И жена просто задохнулась, стала ее расспрашивать. «Да что, пенсия – шесть тыс., за ЖКХ заплати, лекарства купи – но это ничего, это ж не как в войну, когда лебеду варили...» У нее дома есть полбуханки вкусного хлеба, теперь она супчика с картошкой сварит и вкусно поужинает.

Жена пошла, купила ей колбасы и печенья; бабка долго отказывалась от царского подарка, роняла слезы и жалкие слова. Продавщица не стала ей картофелину считать, так отпустила.

А я потом маялся бессонницей и пытался представить, сколько беспризорных старушек смотрят по телевизору, как бульдозеры закапывают в землю еду. И вспоминал рассказ знакомого – как 2 мая, в день взятия Берлина, он после обеда в ресторане встретил на тихой улочке в центре деда в истертом пиджаке с орденом Славы, который на стуле разложил для продажи самодельные свистульки для детишек. Знакомый постоял рядом и, размягченный «вискарем», дал деду пятисотку, а тот сказал: «Что ты, сынок!» – бумажку не брал и не смотрел ему в глаза. А потом знакомый шел по улице, вспоминал своего отца и деда, уже упокоившихся, и не прятал слез. Думал: «Ну, пусть какой-нибудь «перец» засмеется, что подвыпивший солидный мужик идет и плачет, и я дам ему в морду…»