Гениальное безумство или безумная гениальность?

Вот уж «спешите видеть» в буквальном смысле слова (двух): до окончания работы выставки «Павел Филонов. Рабочий Изо», открывшейся в рамках Платоновского фестиваля, осталось несколько дней. И поторопиться, право, стоит: 43 работы из фондов Государственного Русского музея в авторстве великого художника, основателя аналитического искусства Павла Филонова в Воронеже не показывались никогда прежде. И вряд ли прецедент повторится: эти дорогостоящие вещи нельзя экспонировать часто и подолгу – они боятся света…

Гений и безумец, шарлатан и гипнотизер, бунтарь и пророк – как только не называли современники, а впоследствии и советская критика «самого странного художника» прошлого века. Впрочем, «называли» – громко сказано: имя его сознательно замалчивалось десятилетиями. Первая выставка Павла Филонова, всю жизнь мечтавшего о признании государством его «непонятных» работ, в России состоялась в 1988 году. Чему, правда, предшествовал закрытый показ, датированный далеким 1929-м.

Звери и лики

Они и впрямь «не раскусываются» с разбега, эти в известной степени «корявые» произведения: Филонов, при всей своей непосредственности – художник, предельно основательный. В том смысле, что ни одного случайного пятнышка или линии в его творениях не найти: композиция, цвет, сама идея в оригинальном ее воплощении – все выверено до микрона. Тут как будто высшая математика законы свои предложила; алгоритмически вещи Филонова – без сомнения, гениальны. И «простыми» словами быть переданы не могут – профанация получится.

Звери с человеческими глазами, носами и ртами, живописные «формулы-выкладки» текущих социально-политических процессов (революция, интервенция иже с ними), нарочито унифицированный (причем на манер лубка) пролетариат, загадочные лики, проступающие из глубин фантастически емких мозаик, произведения из цикла «Головы», которые считаются автопортретными – все это Филонов в нашем городе.

По свидетельству заведующей отделом акварели и рисунка Государственного Русского музея Натальи Козыревой, приезжавшей на воронежское открытие, «Рабочий изо» – третья по масштабам персональная выставка Филонова в России. Она объединила 15 живописных и 28 графических работ мастера. «На Урал мы возили только графику, а больше провинция как-то Филонова и не просила – страховка очень дорогая», – пояснила гостья.

Знающий и видящий

Филонов, без сомнения, был трудоголиком: придуманную теорию аналитического искусства воплощал в жизнь по 18 часов в сутки. Как и положено «рабочему изо»; такое определение есть в его дневнике 1934 года. Он провозгласил реабилитацию (в противовес Малевичу) «сделанных картин и сделанных рисунков». И настаивал на том, что помимо формы и цвета существует целый мир невидимых сущностей, которых не различает «видящий глаз». Но способен постичь «знающий глаз».

Каждое прикосновение к холсту, по Филонову, «единица действия», атом. Он старался изобразить взаимосвязь всех явлений и существ, имеющихся в природе. Уже отсюда понятно, что художника следует рассматривать и как мыслителя тоже. Более того, именно он, по мнению некоторых искусствоведов, стоял у истоков натурфилософии. Предвосхитил прозу Андрея Платонова (мироощущенские параллели с которым, судя по эксплуатируемым творческим методам, очевидны) и поэзию обэриутов. А знаменитую работу 1929 года «Нарвские ворота» с ее мрачным колоритом специалисты склонны рассматривать как предчувствие беды – близящегося сталинизма.

«Его трудно понять, но это не умаляет его величия, и в будущем он станет гордостью страны», – предрекал славу художнику нарком просвещения Луначарский. А современники вспоминали: Филонов ночи напролет «дежурил» на чердаке у слухового окна своего дома, боясь оставить без присмотра квартиру-музей – цену себе и своим «озарениям» гениальный безумец, проживший в нищете и умерший от голода в блокадном Ленинграде в декабре 1941 года, прекрасно знал…

Скажи дураку «дурак»

Кем же родился этот человек, какие корни имел? Павел Филонов, вспоминавший о детстве неохотно, появился на свет в крестьянской семье – в 1883 году. Его отец Николай Иванович, уроженец села Реневка Тульской губернии, изначально был «бесфамильным», а фамилию Филонов получил лишь по приезде в столицу, где работал кучером. Мать за гроши стирала чужое белье.

В академию художеств поступил с третьей попытки – был принят лишь в качестве вольного слушателя «за прекрасное знание анатомии». Окончить полный курс, однако, не удалось. На одном из занятий преподаватель, поставив натурщика в позу Аполлона Бельведерского, воскликнул: «Посмотрите, какой цвет кожи! Позавидовала бы любая женщина!» Через несколько занятий Филонов покрыл холст зеленью, прописал по нарисованному телу сетку синих вен. «Да он сдирает кожу с натурщика! – вскричал профессор. – Вы с ума сошли, что вы делаете?» Филонов, не повышая голоса, сказал, глядя профессору в глаза: «Дурак». Взял холст и покинул класс…

В 1913 году Филонов, продав свои удачные «Головы», путешествовал по Италии и Франции, изучая европейское и античное искусство. В 1916 году был мобилизован, воевал на фронтах Первой мировой. Своему другу, поэту Велимиру Хлебникову, художник объяснял: «Я воюю не за пространство, а за время. Я сижу в окопе и отымаю у прошлого клочок времени».

Филонов с воодушевлением принял революцию, и, несмотря на то, что его художественные взгляды виделись руководству страны опасной утопией, новая власть решила доверить Павлу Николаевичу ответственную должность. Художник обладал прекрасными деловыми качествами, его многие уважали, да и происхождение было идеальным по тому времени. Но чудак-человек отказался…

После долгих скитаний, в 1919 году, Филонов получил небольшую комнату в доме литераторов, на задворках Ленинграда. Из мебели – стол, кровать, пара стульев. А на основной части пространства – картины: на стенах и по углам. Здесь Филонов прожил до самой смерти в большой нужде: он принципиально не принимал заказов и преподавал бесплатно, получая мизерную пенсию – как «научный работник 3-го разряда».

Как это было

Однажды в дверь Филонова постучали. У соседки скончался муж, и она просила написать его посмертный портрет. Художник согласился, не взяв за работу денег. Спустя три года Екатерина Серебрякова стала его женой. На момент свадьбы ей исполнилось 58 лет. Филонову – на 20 лет меньше. Покойный супруг Серебряковой был известным революционером, и она, получая приличную пенсию, пыталась помогать постоянно голодавшему художнику. Однако он отказывался от ее денег, а если и брал в долг, то обязательно отдавал, ведя в своем дневнике учет каждой копейке. Он называл жену «дочкой» и писал ей пронзительные письма. Страдал от того, что не мог дарить дорогие вещи.

«Надо приложить все усилия, чтобы эта выставка, имеющая мировое значение, была показана по всему Союзу и за границей, чтобы была издана моя монография и чтобы из моих работ был организован отдельный музей… Мои вещи являются самым интересным моментом во всем мировом искусстве».