Вениамин Смехов:

Популярный актер, режиссер, сценарист, литератор, лауреат Царскосельской художественной премии Вениамин Смехов знаменит не только многолетней службой в легендарном Театре на Таганке (в компании с Владимиром Высоцким, Леонидом Филатовым, Аллой Демидовой) и звездными ролями. При том, что его Атос из «Д’Артаньяна и трех мушкетеров», Барон Краузе из «Служили два товарища», Мустафа из «Али-Бабы и сорока разбойников» – далеко не все киношные образы, любимые зрителем советским, российским и, думается, планетарным, Вениамин Борисович отличился еще и тем, что отказался от предложенного звания «Народный артист России».

Очарование компании

– Вениамин Борисович, насколько часто вы сейчас снимаетесь в кино? И о зрительских предпочтениях узнать хотелось бы…

– Я никогда так много, как сейчас, не снимался. Другое дело, что не все об этом знают, да и не обязаны: сегодня всякая информация – расходится… Снимаюсь активно, да, но могу позволить себе отказаться от плохой роли, плохой компании. А что касается предпочтений: для меня один из самых любимых, близких мне режиссеров – Павел Лунгин. Мне нравится у него почти все, начиная со «Свадьбы», которую я уже раза четыре смотрел. Андрей Смирнов – тоже замечательный режиссер. Это я говорю о тех, кого уже называют классиками. А много и новых имен появилось.

– Например?

– Я очень люблю фильм «Изображая жертву» Кирилла Серебренникова. Это из тех вещей, которые делаются не в первую очередь за деньги. И таких режиссеров хватает. Но при всем том я, естественно, иногда попадаю к людям, которые штампуют кошмар. И уродуют язык: этого тоже очень много. Но мне приятно, что каким-то своим, может, опытом я заработал эксклюзивное, как сейчас говорят не по-русски, право менять текст. Вот сериал, которым я горжусь, «Монте-Кристо», не имеет, как вы понимаете, никакого отношения к Дюма: современная калька со знаменитого аргентинского фильма. И я счастлив, что, например, обожаемый мной Юлий Ким сказал, что он подсел на эту иглу, хотя и не понимает, почему. Типичная сериальная мура, начиная с двадцатой серии. Но Ким говорит: «Там было очарование компании». В точку, конечно, попал этот гений поэзии: там действительно собрались хорошие актеры, интеллектуалы. Ну, вот так повезло… Потом: Юрий Грымов, Алексей Учитель – это все подарочные имена сегодняшней кинематографии.

Имя дороже масти

– Ваша дочь Алика Смехова – тоже известная актриса. Смотрите ее фильмы и роли оценивающим взглядом?

– Она хорошая артистка. А что до оценок – их критерии со временем меняются. Про то, что сегодня – норма, двадцать лет назад сказали бы: муть, ерунда. То же самое двадцать лет назад говорили о фильмах, снятых пятьдесят лет назад и теперь ставших классикой. К фильмам типа «Все мужики сво…», в которых снималась Алика, я не очень внимателен. Вообще маловежественен в этой области: так много своих дел, что если успеваю хоть что-то посмотреть – ну и слава богу!

– А если дочка звонит и настоятельно просит: «Папа, посмотри этот фильм»?

– Обязательно смотрю. Нажимаю кнопку телевизора – и… просматриваю кусок, скажем, с Нагиевым. При том понимаю, что вокруг и около съемок происходило: сам с этим Димой снимался в «Возвращении мушкетеров»… В целом Алика молодец, справляется с очень трудной сегодняшней ношей.

– Трудной – в плане провокативности?

– Конечно. Есть вечные законы человеческого существования – в искусстве вообще и в кино в частности. Но в стране нашей этого нет. У нас само слово «человек» почти не произносится. Обычно говорят – «люди». Или – «народ».

– Кстати, о народе. Вернее, звании «народный артист», от которого вы в свое время отказались. А разве обаяние компании не говорило в пользу принятия другого решения? Сколько «народных» по факту – именно народные, любимые зрителями нескольких поколений. Что ж не встать с ними в один ряд?

– Понимаете, сейчас все можно купить. Когда нам, артистам Таганки моего поколения, должны были звания давать – это запрещалось по политическим причинам. А когда случилась беда – Любимов был изгнан из страны – я, Филатов, Шаповалов, Боровских оказались под лучами трогательного внимания КГБ. И уже никаких разговоров о званиях звучать просто не могло. А потом пришло время, когда, наоборот, меня вынуждали согласиться на звание. Потому что все молодые уже давно заслуженные и народные, а я – все никак…

– И не вы один.

– Да, тогда и Ульянов, и Лавров сказали: «Давайте от этих советских цацок откажемся». И перестали называть себя народными артистами, писать звания в программках; мне это так понравилось!.. А недавно мне хотели это звание подарить – к юбилею. Но жена, хорошо меня зная, объяснила одному большому человеку, что я обижусь. Не надо мне… Экклезиаст замечательно за всех нас сказал: «Доброе имя дороже звонкой масти». Высоцкому посмертно присвоили звание лауреата Государственной премии. А Пушкину, как вы знаете, до сих пор ничего не присвоили.

Остановите Малахова

– Однажды вы назвали наш век временем вынужденной разобщенности. Как думаете, возможна сейчас та дружба, которая связывала трех мушкетеров из самого, пожалуй, знаменитого фильма с вашим участием?

– Мы вправе подходить со своими вкусами и взглядами к любому участку современной жизни. А что до «мушкетеров»… Видимо, на момент появления этого фильма поле кинематографа было таково, что «Белое солнце пустыни», «Место встречи изменить нельзя», «Д’Артаньян и три мушкетера» и еще три-четыре фильма выделились сами по себе. Ну, говорят, потому, что именно с дружбой там все чисто…

– А чистота нынче в дефиците не только касаемо личных отношений – так?

– Увы. Бизнесмен человеческого несчастья Малахов, который, дай Бог ему здоровья, не отбрасывает тени, недавно делал передачу «Сегодня вечером», посвященную 35-летию нашего фильма. Оттуда вырезали мои слова о том, что, наверное, основательность и спокойствие всех нас – тех, кто участвовал в этом фильме, независимо от того, насколько кому повезло с ролью – объяснялись тем, что мы на хорошем вологодском масле воспитаны. То есть все мы – актеры театров, да еще каких! Эфрос, Владимиров, Фрейндлих, Боярский – театр Ленсовета. Плюс БДТ, Таганка, театр Гончарова; вот так сложилось, повезло. Непонятно, как появляются подобные компании… А еще я в той передаче цитировал великого Эрдмана, утверждавшего, что все зависит именно от компании. Какая у тебя компания – такие и успехи.

– Ну, в «мушкетерах» не только актерская компания ударная…

– Конечно. Какую песню Юрий Ряшенцев написал! И опять-таки вырезали из программы Малахова слова Михаила Боярского о том, что не было бы фильма и всех нас, если бы такие слова, такая песня не прозвучала бы. В то время ведь песни были забубенными, дрянными. Другие просто запрещали. Так что Дунаевский и Ряшенцев – тоже первосоздатели успеха картины. Как и оператор Александр Полынников, о котором вообще никто не вспоминает. А он – оператор! То есть мы, герои – его удача. А он – наша удача.

– Вы говорите о передаче Малахова с нескрываемым негодованием. Но зачем вы шли на съемки к этому человеку, если давно известно и понятно, с какой целью он собирает гостей в студии?

– А я и не шел, я отказался. Но потом мне позвонила дочь, сказала, что Малахов плакал: «Вениамин Борисович на меня сердится…» И просил Алику передать папе, что он «готов прийти и на колени упасть ради того, чтобы Вениамин Борисович согласился участвовать в съемках. Потому что я такой обожатель его фильма!..» Сказал, что все остальные уже согласились, один Смехов остался. В общем, теперь даже не жалею, что пошел: посмотрел гадость – ну что ж, не я ее автор.

– А что гадкого там показали?

– Начало и финал передачи озвучивали, естественно, без нас – смотреть и слушать это абсолютно невозможно. Прошли времена, когда в России вкус диктовался великой литературой… Это просто хулиганство: показать изможденного, несчастного инвалида, сыгравшего в фильме роковую красавицу. И сообщить всем, что вот пройдет время – и все остальные, Смирнитский и иже с ним, будут такими же несчастными… Этот восторг, это упоение несчастьем людей в желании услышать от публики: «Круто!» – вот такой заработок, такой бизнес. И – все нормально: воспитали себе аудиторию и теперь прикрываются рейтингами.