Газета,
которая объединяет

Врастали в землю тут

О военных судьбах трех защитников Воронежа
Рубрика: от
Автор:

«От героев былых времен не осталось порой имен…» 212 дней обороны Воронежа отмечены образцами массового героизма сотен тысяч советских бойцов и мирных жителей. И очень не хочется, чтобы слова известной песни относились именно к ним, освободителям родного города. Память о павших должны хранить не только братские могилы и музеи, но и наши благодарные сердца.

Будем, однако, реалистами: как бы ни старались поисковики, невозможно «вынуть» из небытия имя каждого защитника Воронежа. Проза военного, да и мирного времени тоже – штука жестокая. Тем ценнее, что есть у горожан возможность низко поклониться нескольким землякам, отстоявшим родные черноземы. Слава богу, не ценой жизни.

Поцелуи на плацдарме

Уроженец Борисоглебского района Иван Иосифович Щитляк ушел на фронт с первого дня войны. Сначала мобилизовали на Урал – в Пермь. Оттуда дивизия прибыла в Воронеж – отстаивать здешние рубежи.

– Я тогда имел звание гвардии старшины, служил командиром орудия противотанкового дивизиона, – вспоминает Иван Иосифович. – Недели две мы бились, отвоевывая по клочку земли: это были кровавые события. Поначалу наступали с левого берега на правый, потом нашу дивизию перебросили на Чижовку, на плацдарм. Последние бои за Воронеж, очень ожесточенные, велись там. Во время одной из ночных атак Чижовку мы все-таки взяли. Многие нашли тогда свои могилы, наш артдивизион понес огромные потери. Кроме меня только один человек в живых остался – он сейчас в Одессе живет.

– Как вы узнали, что город отбит у врага, кто об этом сообщил?

– Интересный случай произошел. Вижу: идет мой знакомый, он разведчиком был, и ведет какого-то человека. Да с такой радостью его целует! Опять и опять! Я сразу-то не понял, что происходит. С чего вдруг, думаю, он такой страстью любовной воспылал? А потом выяснилось – немца поймал! И в благодарность за то, что нам удалось взять город, его нацеловывает …

– Где солдаты пережидали промежутки между боями? По домам жителей вас расселяли или как?

– Нет, никаких домов – только катакомбы. То есть – окопы; отрывали их, где останавливались, и там все время находились.

– А кормили чем? И удавалось ли поспать по-человечески? Или на передовой – ни дня, ни ночи?

– Ой, кормили плохо. Большей частью супы: гороховый, фасолевый. А спать, конечно, удавалось только урывками. Иногда днем тишина устанавливалась – немножко и прикорнешь. Но вообще очень тяжело было…

Оборону прорвали танки

Своя военная судьба – у Петра Васильевича Немцева. Призвали его в армию в 41-м, определили на Дальний Восток. В военное училище попал.

– А в мае 42-го, когда немцы стремительно рвались вглубь страны, приближались к Воронежу, все наше училище направили на фронт, – рассказывает Петр Васильевич. – В конце того же месяца я прибыл на Воронежский фронт, в район Ельца. Высадились и четыре ночи шли пешком в сторону Воронежа, вдоль линии фронта. Под проливным дождем. Где-то в Землянском районе, в сорока километрах от города, наша отдельная курсантская бригада поменяла одну из дивизий, которая потеряла большую часть личного состава и ушла на формирование. Мы вместо нее заняли боевые порядки. И начали наступление – вместе с соседними частями, которые на тот момент находились там же.

– Как формулировалась задача?

– Наступать на Воронеж, окружить группировку врага и отрезать ей пути отхода из города. Первые три-пять дней мы наступали на немецкую оборону, которую прорвали танки. Мы – за ними. Получилось так, что командир роты, старший лейтенант Гуров, погиб в первом же бою. Вместо него командование принял политрук Антонов. Тоже уже раненый: руки перевязаны, но поле боя не покинул. Шел в атаку вместе с нами, рядовыми курсантами.

– Так до Воронежа и дошли?

– Я – нет. В конце декабря 42-го года, на подступах к городу, был ранен в бою. На лечение отправили в Тамбов, в госпиталь. По выздоровлении – снова в Воронеж, уже освобожденный; тут дислоцировалась 141-я стрелковая дивизия. А дальше наш запасной полк оказался в Буденовском районе, за 200 километров отсюда. Сейчас это – Красногвардейский район Белгородской области. Там я был отобран в маршевую роту с последующей отправкой на фронт.

– Куда именно?

– На Курскую дугу. Сражался в течение месяца в составе 89-й гвардейской дивизии. Там тоже был тяжело ранен, тоже в госпиталь попал – в город Усмань. Теперь это Липецкая область, тогда была Воронежская. По выздоровлении освобождал Киев, другие населенные пункты Западной Украины. В боях за город Станислав – он раньше был польским, а потом стал советским, сейчас называется Ивано-Франковск – в сентябре 44-го был ранен третий раз. И после излечения до конца войны, до самого 9 мая воевал в своей дивизии – на территории Чехословакии и Венгрии. Дивизия брала город Будапешт. Закончил войну под Прагой, в звании старшего лейтенанта.

Приказ с неба

Михаил Семенович Елфимов – человек в той же степени «мирный», что и военный. Шутка сказать: 51 год только педагогического стажа, которым полностью трудовая деятельность прославленного ветерана не исчерпывается. И все-таки война – то судьбоносное событие, с которым не сравнится ничто…

– Родился я в Воронеже, всеми корнями – здешний, – начинает рассказ Михаил Семенович. – В 41-м году окончил среднюю школу; тогда она была первая, теперь – №35. Жил там же, рядом. Пришел с аттестатом домой после выпускного – мы, как тогда было принято, ночью ходили гулять на реку – и как раз началась война.

– С первого дня оказались в гуще событий?

– Призвали меня в Красную Армию 12 июля. Попал в Курское училище артиллерийской разведки, окончил его в звании младшего лейтенанта. И с формировавшейся тогда частью прибыл на Воронежский фронт. В родной город: это был конец июля 42-го года. В должности командира поста предупреждения; мы определяли координаты стрельб фашистских орудий. Засекали их и передавали данные в артиллерийский полк 60-й армии, который из мощных орудий подавлял точки противника.

– Где тогда велись бои?

– Сначала нас бросили в район Подгорного. Местечко называлось на карте Фигурная Роща; сейчас там областная больница. А среди нас, участников боев, оно фигурировало как Роща смерти. Несколько раз эта Роща переходила из рук в руки: от нас – к немцам, от немцев – к нам. Здесь и еще на Чижовском плацдарме велись самые ожесточенные бои. Там воевал до января 43-го. Помню, 24 числа прилетел наш самолет, сбросил листовки – я еще долго свой листок хранил. На нем – текст: старинный русский город Воронеж должен быть освобожден от фашистской нечисти. А 25-го января – артиллерийская подготовка; двинулись мы в курском направлении, к станции Касторная. Но я, узнав, что Воронеж освобожден – часов, наверное, через 10 после того, как немцев выбили из города – отпросился из части.

– Поехали обратно, на родину?

– Не поехал, а пошел. Пришел в Воронеж, увидел, что он собой представляет. Первым делом направился к школе, к дому: ничего нет! Улицы просматривались – не дома, а улицы! – вы себе не представляете, насколько. Например, с Плехановской-Кольцовской, где я жил и учился, были видны зубчатые стены обкома партии; сейчас на этом месте Никитинская библиотека. И – никого вокруг, ни одного человека. Везде – мины, мины, мины. Только дорожечки узкие успели разминировать. «Мин не обнаружено» – надпись; я прошел по одной такой тропочке до обкома. Дальше – до Кольцовского сквера. Он весь был заполнен могилами фашистских солдат и офицеров. Двинулся по проспекту, если, конечно, его так можно назвать: одни развалины! Здание ЮВЖД – ужас просто. Подошел к Чернавскому мосту – и его нет, взорван. Перебрался через реку, посмотрел, что дальше – сплошные руины…

– Родные где на тот момент были?

– Мама с сестрами эвакуировались, полтора года я о них вообще ничего не знал… Ну и направился на попутках назад, в Касторную. Оттуда – в сторону Харькова, Киева, в составе 60-й армии. Находились мы непосредственно с пехотой. Добрались до Польши, воевали на Дуклинском перевале. Потом – в Чехословакии. Оттуда захватили кусок Германии. И пошли на Берлин.

– Дошли?

– Нет. За 12 километров до Берлина наша часть, тогда уже в составе 38-й армии, была переброшена на помощь Праге. Пражане встречали с распростертыми объятиями, как освободителей. Там я и встретил День Победы…