Газета,
которая объединяет

Принесенные ветром

Воронеж встретился с «Неподвижными пассажирами» Филиппа Жанти
Рубрика: Культура№ 62 (1344) от
Автор: Анна Жидких

Кто они такие, «неподвижные пассажиры», придуманные воображением французского театрального режиссера, хореографа и кукольника Филиппа Жанти? Одержимые? Бесноватые? Безрассудные и обаятельные игроки в жизнь – в ее не самых лицеприятных проявлениях? Просветленные люди, очистившиеся от коросты наносного и навязанного? Или, наоборот, на все способные гении зла, от макушки до пяток загруженные вязким наркотическим «эго»?..

Вряд ли четко ответят на эти вопросы зрители спектакля «Неподвижные пассажиры», показанного в Воронеже в рамках Платоновского фестиваля. Ясно одно: заявленная «неподвижность» героев – антипод тому, что на самом деле происходит на сцене в течение полутора часов. Без антракта; сверхдинамичное и остропоэтичное действо таково, что перерыв напрочь убил бы его градус, таинство и магию. Да и стилистику нарушил бы непоправимо.

Чума на все наши дома

Слово «безумие» до сих пор, спустя существенное время после просмотра спектакля – наиболее адекватная его характеристика. Не потому, что передает квинтэссенцию зрелища (а это – зрелище в первую очередь). А потому, что, как никакое другое, ложится на впечатления об уровне мастерства создателей спектакля и его исполнителей: это чума какая-то…

Восемь персонажей-странников, путешествующих через пространство и время, пересекающих все мыслимые-немыслимые физические и психические пределы. Бесконечная череда новых и новых обстоятельств – местами в загнанном ритме; подобным образом бесится порой человеческий пульс. Преодоления пустынь и океанов, открытия и разочарования. Конфликты, унижения, обнажения (в буквальном смысле – в том числе). Поклонения кумирам, страхи, восторги. Ночные кошмары, грезы (не без эротических мотивов) и трагические выходы из них. А еще – запоминающиеся виражи остроумия и стеба, неядовитый юмор, передаваемый возможностями пластики тела, тонкая, а потому мудрая усмешка над всем и вся, позволяющая не впасть в окончательное отчаяние. Это, повторюсь, жизнь – и принесенные ее ветром в провинциальный Воронеж маленькие обитатели планеты Земля. В крайних проявлениях своих чувств и ощущений, на которые, по мнению Жанти, способен каждый из нас.

– Когда в 1995 году я начал работу над «Неподвижными пассажирами», – говорит мастер, – хотел сфокусироваться на переживаниях героя, совершающего странствие по внутренним ландшафтам своего «я» и оказывающегося в итоге лицом к лицу с самим собой.

Со временем случилось, однако, то, что случилось: странствие одного человека постепенно трансформировалось в одиссею нескольких ему подобных. А затем (дальше – больше) и всего человечества.

Техника решает не все

– В 1996-1997 годах «Неподвижным пассажирам» предстояло совершить странствие по всему миру, – рассказывает Жанти, который в начале шестидесятых сам проехал практически вокруг света на крошечном автомобиле. – Теперь, оглядываясь на прошлое, эти темы кажутся еще более современными. Они еще сильнее взывают ко мне, провоцируют меня, заставляют подвергнуть их более глубокому изучению, продолжить некоторые сюжетные линии, переместить часть сценического действия за пределы океанов и пустынь… Моя мечта походит на утопию. Я уверен, что мы не добьемся мира между людьми, народами или социальными группами, пока не будем жить в мире с самими собой. К этому я и стремлюсь в своих спектаклях, что, возможно, немного наивно. В «Неподвижных пассажирах» присутствует политический подтекст. Я говорю о кризисе, о торжестве алчности, о крушении утопий, о национальной идентичности, о ношении паранджи... Но меньше всего на свете я хотел бы растерять свою поэтическую силу.

По моему ощущению, именно эта сила – ключ, стержень «Неподвижных пассажиров». Сюжета у спектакля нет – действие складывается из отдельных сцен. Вернее, сюжет оформлен – не самыми рациональными средствами выражения – в своеобразный коллаж: нечто подобное могут, кажется, выдать галлюцинации. Один эпизод наплывает на другой по воле раскованного воображения: витиеватая вязь видений, исполненных внешнего и внутреннего напряжения, и есть содержание «Неподвижных пассажиров».

Постановка, примерно до середины своего течения держащая зрителя на длинном поводке, меняет его на короткий как-то вдруг: в один, неуловимый рассудком, момент все складывается «до кучи» – неожиданно, но однозначно. Драматические умения актеров, которые вставляют в иноязычный текст русские слова, искусным образом соединены с хореографией, отчасти балетной, вокалом, искусством кукловождения, акробатикой, цирковым трюкачеством и пантомимой; что больше занято в создании образа спектакля в целом – дух или плоть – вопрос открытый.

Синтез искусств, явленный «Неподвижными пассажирами», – главное потрясение от спектакля. Можно, конечно, назвать его делом техники. Но, замечу, еще ни одна голая техника настоящего шедевра не сделала. Ни одного образа, по-настоящему художественного, не создала.

Восток – дело страшное

Действие изумляет и настораживает с первых секунд. На сцене – коробка, болтающаяся в волнах громадного темного океана: размеры первой и второго несопоставимы. В коробке, в обычном бытовом соседстве – несколько человек (сначала они – люди, потом – куклы); ну, коммуналка такая. Очень непрочная: в попытках устоять перед разгулом стихии, люди натурально разваливаются на куски. Потому что эти попытки – бесполезная возня, ничто перед мощью волн: коробка распадается на несколько квадратиков, в каждом из которых оказывается по уродцу с нормальной человеческой головой и тельцем эмбриона. Резюме: найти общего языка со взбунтовавшейся природой невозможно; Жанти, безусловно, фаталист…

Зритель, правда, на тот момент особого накала еще не ощущает. Начало первого акта смотрится с той осторожностью, которая порождается непониманием – что происходит и чего ради? Когда же режиссер перебрасывает своих героев в пустыню, тревожная заинтересованность наблюдающего за «пассажирскими» событиями обозначается если не явно, то уже бесповоротно. Дальше начинается цепная реакция: сознание с подсознанием в содружестве, опираясь на зрительный ряд, вытаскивают на свет Божий взрывные восточные мотивы и ассоциации. Они – про мизерный запас прочности живого организма в бескрайних песках, беззащитность маленького («взрослые» персонажи так и сяк вольничают с пупсами, манипулируют ими, как хотят) человека, невозможность найти союзников и помощников на огромном пространстве и даже… опасность быть атакованным экстремистами! Вот носится что-то эдакое в воздухе…

Показалось не вполне органичным включение в ткань спектакля знаковых российских реалий. В какой-то «точке» действа выкрикиваются имена Андрея Платонова, Анны Политковской и Федора Достоевского – в очевидном расчете на одобрительный ответный гул зала. Прием понятен, да и зритель действительно заметно оживился, приняв прозвучавшую ноту за приглашение к взаимопониманию, но… Стройности спектаклю, в целом подчеркнуто стильному и эстетически ровному, такое попсовое включение не добавило.

Маг и волшебник

Визуально поэтическое назидание Жанти о тщете человеческих усилий и бесцельности ежедневной гонки за птицей счастья оформлено очень необычно. Не поймешь, что и кто главенствует на сцене: актеры в живом плане или куклы, всепожирающий свет (нередко – ядовитых тонов, которые почему-то не раздражают, а, наоборот, успокаивают) или шуршащая оберточная бумага (фактура спектакля обеспечивается ею в значительной мере). Бумагой до поры до времени скрыто предстоящее рождение чего-то, кого-то. Бесформенный комок ее, к примеру, прорывают снизу (будто бы сквозь сцену – по образу и подобию незабвенных Фредди Крюгера или Терминатора) человеческая рука, нога или голова; такие внезапные «вторжения» в контекст воспринимаются отправной точкой очередного процесса, началом новой жизни.

Штормовые волны океана, «изваянные» из гигантских надувных полотнищ, окрашены в грозовые оттенки, характерные для какого-нибудь урагана «Катрина» – это и необыкновенно эффектно, красиво (спектакль вообще – красивый и эффектный, кроме всего прочего), и результативно с точки зрения возбуждаемых эмоций. На что и рассчитано.

В конце концов, герои хоронят друг друга. Жизнь нам тоже не предлагает ничего другого: после череды превращений и трансформаций (от делового денди до иссохшего черепа), предательств и жертвенностей – неизбежная пустота. Если только человек не вырвется из ее оков – из-под могильной бумаги, как это происходит в спектакле Филиппа Жанти. Кажется, сам автор сомневается в его концовке: жизнь, победившая смерть вроде бы только что, здесь и сейчас, на зрительских глазах, вдруг волей закулисного, прорвавшегося на сцену ветра обращается все в те же скомканные куски бумаги. Оберточной, отработанной: обычный мусор – и ничего больше…

Публика долго не отпускала французских артистов, заставляя их выходить на поклоны еще и еще. Он, конечно, маг и волшебник, этот Филипп Жанти. И актеры его уникальной труппы – тоже.