Газета,
которая объединяет

Соло на 20-литровой баклажке

Актер драмтеатра Егор Козаченко покуражился в образе Инквизитора
Рубрика: Культура№33 (2398) от
Автор: Ирина Лазарева

Станиславского и Чехова (который Михаил) вряд ли читают без всякой необходимости, а они написали немало трудов о технике актера. Артисты на сцене для нас живут, а когда мы спрашиваем их, в чем сложность перевоплощения, отвечают нам – в поиске.

«Берег» запустил фотопроект (см. №22 от 31 марта), в котором раскрывает от первого лица всю внутреннюю кухню работы над самыми яркими и необычными образами театрального сезона. В этот раз разбираем образ Инквизитора (он же монах Корнелиус), воплощенный артистом Егором Козаченко в спектакле «Тиль». А сделаем это, как в кино, в стоп-кадре, чтобы вы имели возможность разглядеть все детали.

ПЕРСОНИФИКАЦИЯ

– Инквизитор – это просто хороший кураж, в этом образе можно отлично подурачиться. И чтобы играть пьяного на сцене, не нужно пить. Достаточно лишь наблюдать. Мой персонаж – это «сборный» герой, в нем воплощены наблюдения за разными людьми в состоянии алкогольного опьянения, в разных стадиях. Какие-то детали можно увидеть не только в компаниях, но даже на улице. К примеру, у моего Инквизитора не плавные движения, его активно потряхивает. Я где-то заметил такого персонажа и запомнил крепко. Мозг уже так работает, что ты постоянно выхватываешь из жизни детали и образы – авось пригодится.

Работа над этим персонажем у меня шла от внешнего к внутреннему. Сначала я «нащупал», как он ходит, как говорит, как и какие поступки совершает – и только потом начал формировать его внутренний мир.

КОСТЮМ И ГРИМ «ПЬЮЩЕГО ЧЕЛОВЕКА»

– Для меня Инквизитор – это эксперимент в плане грима. И классно, что это можно попробовать. Яркий грим присутствует далеко не во всех спектаклях. Мы же привыкли наносить только ровный тон, чтобы свет хорошо ложился, или грим для возрастных изменений. А тут что-то другое.

Грим накладываю сам, тоже по каким-то наблюдениям. Инквизитор – неприятный человек, сильно нехороший персонаж: он людей сжигает, продает женщин в бордель! Но мне хотелось сделать его обаятельным, но опять же без перегибов, чтобы не идеализировать какие-то его черты. Только за счет юмора все и родилось: сальные щеки, заваленные пропитые глаза. Конечно, мы с художником обсуждали создание образа.

Если о костюме говорить, то я в юбке, и, конечно, в этом есть какие-то свои неудобства, я всегда должен помнить, что на мне надето, хотя моему персонажу это все равно. Сценическую юбку мне пришлось укорачивать, во время танцевальных номеров можно было наступить на нее – она мне даже ботинки закрывала. Сантиметров десять, наверное, срезали. Но мы же не дефилируем в костюмах, и подобные нюансы нормальны. Я не падал, если вы об этом. У меня была репетиционная юбка: костюмы всегда появляются ближе к выпуску, а в моей роли много двигательной активности, танцев, поэтому, когда уже все было готово, пришлось фактически переучиваться. Пришлось к новой привыкать.

Есть еще другие детали в образе: вот, например, крест – без него мой образ и представить нельзя, но он мне мешает. Во время танцев все время по лицу бьет, он постоянно вертится, его же нельзя закрепить статично. Он крутится, бьет по щекам.

Головной убор – это тоже часть моего образа. Изначально должна была быть шапка с повязкой, закрывающей лицо. В ней было неудобно работать, и мы от нее отказались. А вот шляпа, в которой я выхожу, была предназначена вообще для Клааса (персонаж актера Романа Слатвинского – прим. авт.), но она ему тоже по каким-то причинам не подошла. Я посмотрел на эту шляпу и понял, что из нее все что хочешь слепить можно. Мы с режиссером подумали, и оказалось, что из нее я могу делать варианты разных конфессий – французские монахи, нимб над головой, образ православного батюшки…

МУЗЫКА

– В начале второго акта я имитирую голосом игру на дудуке, когда героиня Татьяны Егоровой Каталина исполняет песню. В одной из сцен хотелось показать «бродячих музыкантов», и я сыграл на флейте. Это был давно забытый мной инструмент, но пришлось оживить навык. Для спектакля «Входит свободный человек» я осваивал бас-гитару, вот и здесь мне весь опыт пригодился. А что касается ударных – я набиваю ритм на двадцатилитровой баклажке. Почему на ней? Это вопрос поиска, творческой свободы. Нужно было придумать что-то из ничего, музыку из мусора. Это был какой-то этюд, задание. Нам нужно было пойти и отыскать то, на чем будет играть наш импровизированный ансамбль. Я увидел кулер с водой, пустые бутылки рядом – постучал, попробовал, теперь в каждом спектакле на баклажке «музицирую». Утвердили! И еще у меня есть вокальные номера.

ТРЮКИ

– В одной из сцен пьяный Инквизитор спрыгивает с высоты в три метра, и там сначала так было выстроено сценически, что наверху располагались тросы, и я «выпадал» как бы сквозь них. Случилась пара «грязных» выходов, и тогда решили, что там мне нужно пространство. Конечно, правильнее было, если бы я оттуда просто вывалился, но это вышло бы только один раз, поэтому я на руках это делаю. Словно протрезвев, осторожно спускаюсь, а потом снова пьяный.

Но самый опасный репетиционный момент в «Тиле» был для меня даже не в образе Инквизитора, а практически в конце постановки, когда мы в длинных плащах приходим арестовывать Тиля Уленшпигеля. Это сцена с дракой, и Евгений Чистяков (играет Тиля – прим. авт.) делает сальто, а мы должны его ловить. Я в этот момент наступил на плащ и из-за этого чуть не уронил Женю прямо на лестнице.