Хроника одной встречи

Изо всех книг нашего знаменитого земляка Василия Михайловича Пескова, что имеются в семейной библиотеке, одна мне наиболее дорога. Это книга «Война и люди», изданная Центрально-Черноземным книжным издательством к 55-летию Победы советского народа в Великой Отечественной войне.

«Все-таки издали!»

Мне позвонил директор книжного издательства Анатолий Николаевич Свиридов и попросил выручить: издательская машина поломалась, а надо подвезти на встречу с сотрудниками Василия Михайловича Пескова. Он только что прибыл в Воронеж из Франции, остановился у сестры, которая жила напротив механического завода.

В то время, бывая в издательстве, я много раз слышал, что вот-вот выйдет книга Пескова о войне. И такой просьбе Свиридова несказанно обрадовался. Еще бы, увидеть и услышать самого Василия Михайловича! Это была моя давняя мечта!

В назначенное время я подъехал к издательству, забрал директора, и мы поехали по Московскому проспекту и проспекту Труда в сторону юго-запада. Сидевший рядом Анатолий Николаевич был молчалив. Шел дождь. Не тот, что врывается неожиданно и шумно с громовыми раскатами и гирляндами молний, а тихий, спокойный, который называют окладным. Интересно, о чем тогда думал Свиридов? Работники издательства, а от них и я знали, что он давно собирает материалы о жизни и творческой деятельности Василия Пескова и готов издать о нем книгу. Но на это не дает согласия сам Василий Михайлович, который не желает, чтобы о нем издавали книгу при жизни. А Свиридов, наконец, разговорился:

– Книгу Пескова о войне мы все-таки издали! – воскликнул он довольный, словно прочитав мои мысли. – Это его, несомненно, обрадует. Сказал час назад по телефону, что во Францию съездил удачно, привез оттуда восемь интересных материалов. Рассказать нам ему будет что. Жаль, что свободного времени, как всегда, маловато, хотя планирует проскочить на Битюг и там порыбачить. Он же – заядлый рыбак! – просвещал меня о планах Пескова разговорившийся директор издательства.

Лицо – нашенское

Мы подъехали к дому, в котором жила сестра Василия Михайловича. Выходя из машины, Свиридов, на всякий случай, дал мне совет: не тушеваться, если Василий Михайлович начнет о чем-то расспрашивать – он прост. А я, мол, уж тебя как надо представлю.

Прихватив папку, Свиридов пошел к дому, я остался их ждать. И все-таки волновался – мало ли что спросит? Но переживал, оказывается, зря. Вижу – и правда, лицо у Василия Михайловича нашенское, доброе. Одет очень просто: в джинсовом костюме, фланелевой рубашке. На голове – примелькавшаяся в передачах телевидения серая фуражка. Рукопожатие было таким, будто мы с ним давным-давно знакомы. Свиридов представил меня, сказав, что я – пенсионер, уже издавался и сейчас пишу. Василий Михайлович одобрительно кивал головой.

Наконец, тронулись. Городские дороги в то время были известно какими, с трещинами и колдобинами, тут еще зарядил дождь, и машин в наступившем «часе пик» – прорва. В общем, не разгонишься. Для меня это даже лучше: тише едем – больше времени для общения. Мое внимание нацелено на дорогу, хотя изредка бросал любопытные взгляды на Василия Михайловича, сидевшего от меня по правую сторону. Свиридов расположился сзади него. И все-таки дал до встречи с работниками издательства для ознакомления книгу Василию Михайловичу. Тот был книге рад и свою радость не скрывал. Надо было видеть, с какой любовью он разглядывал ее, осторожно гладил ладонью обложку и перелистывал страницы. Послышался удовлетворенный голос: «А обложка отвечает названию книги! Это большая удача художника, надо его поблагодарить». И, обернувшись к Свиридову, спросил: «Материалы по Жукову полностью вошли?» «До единой строчки», – ответил тот. «Отлично! Георгий Константинович сейчас бы этой книге вместе с нами порадовался...»

Непростая тема

Глядя, как по лобовому стеклу машины вертляво сбегают на капот струйки дождя, Песков стал вспоминать.

– Когда я впервые привез Жукову текст нашей с ним беседы в гранках и с фотографией, где он с дочкой, Жуков с сомнением в голосе меня спросил: «И все это будет опубликовано в «Комсомольской правде»?

Я понял, что маршал Победы сомневался, так как на тот момент еще находился в опале. «Да, – ответил я, – полностью, если подпишете». Добавил, что все согласовано с ЦК партии. После моих слов Георгий Константинович надел очки и пошел наверх по лестнице, чтобы прочитать гранки. Правок было всего лишь две: в одном месте он поставил запятую и попросил усилить момент о начале войны. Ведь Сталин до последнего часа надеялся, что Гитлер в 41-ом все же не нападет на Советский Союз. Нам так нужна была, хотя бы небольшая, оттяжка начала войны. Больше о книге Василий Михайлович ничего говорить не стал.

Наконец, обратил он внимание и на меня. Спросил, с какого я года рождения и откуда родом? Улыбнулся, узнав, что рос рядом с Битюгом. Тут же, спросил, знаю ли, где Битюг берет свое начало? Ответить на эти вопросы было несложно, а вот когда он поинтересовался, о чем пишу и как пишется – тут с ходу не скажешь. Но он смотрел на меня так дружелюбно и ободряюще, что разговор завязался как-то сам собой. Стараюсь ответить на вопрос и внимательно смотреть на дорогу – как бы чего не случилось.

«Пишу о перестройке и людях», – отвечаю, хотя понимаю, что такой ответ звучит не совсем здорово. Ведь название книги Василия Михайловича – «Война и люди», а моя, выходит, «Перестройка и люди».

– Так масштабно? – удивленно спросил он меня, улыбаясь. – Тут ведь потребуется столько разной фактуры, да и читателю надо постараться книгу умело преподнести. Хватит ли пороху и таланта?

– Постараюсь, – заверил я. – Конкретики о лихих 90-х у меня наберется. По образованию – историк. Знаю, что тема непростая и поработать придется немало.

– И как пишется? – поинтересовался Василий Михайлович.

– Когда как, – признался я. – Иногда, под настроение, нормально, а порой и голову ломать приходится. Многое зависит от темы и самой обстановки того, о чем пишу. С названием книги пока окончательно не определился.

– Название никуда не денется, само придет, – махнул он рукой. Главное – показать процесс самой перестройки и его результаты, как положительные, так и отрицательные. Читателю нужна правда жизни в этот крайне непростой период жизни россиян. Нужны герои, с которых можно брать пример. Все это вам известно. Вот подарю свою книгу, и вы ее прочитаете. Я часто спрашивал себя – чем отличается война Отечественная от войны в Чечне? Хотя как не понять, что тогда, в 40-е годы, солдаты защищали наш общий Дом, и мы были сильны великой общностью. Потому и победили. А солдаты возвращались домой одухотворенными, они были горды тем, что сражались за свое Отечество. Почитайте в книге очерк «Шел солдат», да и не только его. Во всей моей книге показан Солдат-победитель.

Писать только правду

Василий Михайлович давал мне советы, и я ему за это благодарен, Но я еще не до конца высказался о том, что затрудняло написание книги. Хотелось продолжения разговора, а времени – в обрез; мы подъехали к остановке «Застава». И все-таки еще кое-что успел сказать: о непродуманности военных действий в начальной стадии войны, когда хотели задавить боевиков количеством необученных солдат и техники. Потому и погибло так много людей, а оставшиеся в живых были искалечены душой и телом. На настрой армейцев влияла обстановка в самой России, где одни еле концы с концами сводили, а другие, порасхватав лакомые куски, жировали, и им на все было наплевать. Уж их деток воевать в Афгане или в Чечне не заставишь – откупятся. Так за кого же тогда погибали и калечили себя в Чеченской войне нынешние защитники Отечества? За этих «новых русских»? Все это я выпалил эмоционально и был рад, что Василий Михайлович спокойно выслушал и ни разу меня не перебил. Не забыл я сказать и о том, как быстро наши люди за годы перестройки перелицевались, на что Василий Михайлович меня тактично поправил: «Изменились многие, но не все».

Машина свернула на улицу Лизюкова. До издательства оставалось каких-то сто метров. «И зачем о своих проблемах в работе над книгой я так откровенно поделился с Василием Михайловичем? Он же за меня ее писать не будет»? Эта мысль сверлила голову, когда останавливал машину у угла дома, где располагалось издательство.

Вышли из машины. Василий Михайлович попросил у Свиридова еще один экземпляр своей книги. Здесь же, на капоте «жигуленка», он размашисто и красиво сделал надпись: «Земляку Анатолию Савельевичу Силину – с радостью! 2 июня 2000 года». Расписался. Вручив книгу, пожелал, чтобы я писал только правду.

Книга «Война и люди» дорога мне как память об этом замечательном человеке. Читается легко, начнешь – не оторвешься. Многое может почерпнуть из нее о прошедшей Отечественной войне читатель, и как было бы здорово, если эту книгу прочитала нынешняя молодежь…