Газета,
которая объединяет

Наш, генеральный

Девять десятков прокурора Александра Сухарева
Рубрика: от

На этой неделе советник генерального прокурора Российской Федерации Александр Сухарев получил звание «Почетный гражданин Воронежской области». Согласно постановлению губернатора Гордеева, почетное звание вручено «за многолетнюю плодотворную работу, большой личный вклад в социально-экономическое развитие Воронежской области».

Александр Сухарев – ветеран войны. С боями прошел от Москвы до Вислы, командовал взводом, ротой, был начальником связи полка. В 1984 году стал министром юстиции РСФСР. С мая 1988-го по октябрь 1990 года – Генеральным прокурором СССР.

Накануне (11 октября) Александру Яковлевичу исполнилось 90 лет. Как обозреть все девять десятков этой богатой событиями жизни? С Сухаревым знаком товарищ многих наших знаменитых земляков-аксакалов – писатель Михаил Федоров. Предлагаем читателю избранные места из истории жизни, рассказанной самим Александром Сухаревым.

Стихи детства

«Я родился в Малой Трещевке. Наша деревня Землянского района (уезда), что под Воронежем, была рядом с большим селом Чистая Поляна.

В 30-м году я пошел в школу. В Малой Трещевке четырехклассная школа. С одной стороны пруда – дома, а с другой – школа, бревенчатая. Кто ее построил, не знаю. Я пошел в первый класс. А у нас была учительница Ольга Николаевна. Она была дочерью священника. И что удивительно (не подумайте, что я хочу поддеть ее), она курила. А в селе, тем более таком, как наше, это все равно что инопланетянин. Но, учитывая ее огромный авторитет (хорошая учительница), другие качества были важнее этого недостатка.

А меня она, когда уезжала или там болела, оставляла за нее. Я был учителем и воспитателем в третьем классе. А почему? Учился хорошо. И я умел читать стихи. Оратор был. И вот когда меня поднимали наверх, на импровизированную сцену из каких-нибудь костылей, селяне собираются, аплодируют, крестьяне, а потом, когда был колхоз – колхозники, я читал стихи не только материального, а и нравственного стимулирования. Когда я спускался вниз, аплодировали невозможно. Как сейчас Алле Борисовне (Пугачевой). Мне отрез сатиновый на рубаху подарили. Почему? Потому что я умел декламировать.

Стальной Воронеж

В Землянске я проучился до 8 класса. Это 38-й год. Мне 15 лет. В 38-м году приехал к нам в село брат матери – коммунист, один из двух братьев-коммунистов. И вот мать хотела, чтобы он меня в город взял. Бывало, идем с ней по селу: «Здравствуй, Михайловна. Ну как поживаешь?» – «А как Санька, – показывает на меня. – Мой Саня в городе учится». И она упросила моего дядю (он в Воронеже был простым уполномоченным по земельным отношениям, по заготовкам, у него семья была большая, бедновато он жил, это я понял потом), ну и он определил меня на 18-й завод. Учеником слесаря. Это авиазавод.

Чем Воронеж запомнился: все грохочет. Много людей. Такая красота, такие витрины! Трамвай я первый раз увидел в жизни, я его никогда не видел. А левый берег, там какие красивые дома поднимаются! А в это время уже были здание обкома партии, Кольцовский сквер. Пока я год-полтора пожил в Воронеже, город расширился. Шестьдесят километров трамвайных путей! И самое главное, такой энтузиазм был! Тот же «Утюжок». Если в Землянске какие-то конфетки мне диковинками казались, не наемся никак, то тут всего полно. Это грохочущий, стальной город...

Когда я перешел на правый берег – там другой авиационный завод, номер 16. ПО-2 делал, ночные бомбардировщики. И у всех настроение: война скоро. Никто не верил, что миром обойдется.

Пленил спросонок

Я был уже начальником связи полка. Видел, как два великих полководца, Черняховский и Рокоссовский, начали реализовывать стратегию Бобруйского котла. И как-то ночью лег в двуколку связистскую, уснул, а меня кто-то толкает в плечо. А я знаю, что меня охраняют мои связисты-автоматчики. Открываю глаза – стоит немец. Я как заорал! Немец – он совсем рядом. Глянул, а мои автоматчики спят. Я как одного заехал сапогом, а сам взял автомат, пистолет у меня в руке, как начал стрелять! Немец от меня как рванул…

Я побежал, и солдаты мои, когда я им пинков надавал, за мной бегут. Глянул, а там стоят человек двадцать. В мышиного цвета шинелях. Немцы. Это уже результат Бобруйского котла. Я к ним подбежал, а я по-немецки немножко говорю, пятерка по-немецки у меня: «Воин социал-демократ?» – «Я-Яй». Тогда я на ломаном немецком предлагаю: «Кто из вас пойдет к своим друзьям-сослуживцам и приведет к нам? Мы вам гарантируем после войны хорошую жизнь, но после войны. Берите, говорю, авиационные трубы, в которые будете звать своих в лесу из «котла»…

Немец-то сопротивляется против нас. Котел-то котел, но они все воюют. Жду. Девять часов – их нет. Десять – нет. Двенадцать – нет. Думаю, вот это дела. А там уже смершевцы, чекисты узнают. Гляжу, начало третьего: показывается сначала один, руки вверх поднял. Потом второй, потом третий, и повалили. Триста человек! Я их выстроил, у меня всего три автоматчика. И повел в штаб полка. Вот тогда командир полка говорит: «Молодец! Молодец! Наградить». И меня наградили орденом Красной Звезды. После войны я говорил, за что меня наградили орденом Отечественной войны 1-й степени, 2-й степени, орденом Красного Знамени, все я рассказывал. А о Красной Звезде мне было неудобно говорить: меня немец разбудил.

Операция по кусочкам

Я тяжело был ранен – рука перебита, ее отрезать готовились. А у меня была гранатка самодельная – в сумке с орденами. И вот когда медбратья подошли – а положили меня на стол, мне укол сделали, чтобы ампутировать, и вдруг я сестре говорю: «Подай мне, пожалуйста, вот эту сумку…» Она: «А что это?» – «Дай». Она мне подала. Я хватаю: «Если только подойдете, всех взорву!» Они видят гранатку. «Только подойдите!» Перепугались. Друг другу на голову показывают. Мне: «Успокойтесь» А сами смотрят: «Что у вас за граната?»

А хирург машет: ладно. А потом парень-врач ко мне пришел: «Саша, я знаю… С вашей болезнью… Я тебе предложу некоторые свои способы… (Ему лет 25, а мне 21-й шел. – прим. авт.) Я займусь… Я прошу, чтобы ты в зубы взял одеяло и терпел минут сорок…Там у тебя перерезан нерв… Можешь потерпеть сорок минут?» Так оно и получилось. Пересаживал ровно сто кусочков с моей ноги туда, где нагноение. И три сестры, чтобы долго все не было, помогали. И мне: «Если на семнадцатый день зачешется, это хорошо». Пятнадцать дней я вытерпел. И потом почесал. И вот на семнадцатый спрашивает: «Чесалось?» Я: «Очень…» И вот так у меня сохранилась и нога, и рука срослась.

Что делается в Москве…

Когда я понял, что Горбачев подбирает людей, ну, грубо говоря, внешне вроде симпатичных, но скользких, я решил, что говорить с этим человеком откровенно ни о чем нельзя. Я их хорошо узнал. До конца понимая, что провалилась перестройка, тем не менее, они держались все ближе к генсеку и приспосабливались к нему.

Говорил ли я с Горбачевым на эту тему? Конечно. Например, так: «Вы понимаете, Михаил Сергеевич, вы повторяете без конца – больше социализма, больше демократии и так далее. Что вы хотите – и социализм строить, и демократию? У нас всегда впереди рабочий класс и крестьянство. Вот производители материальных благ. Была умная интеллигенция – но не вся. Потому что вся интеллигенция, как показала история наша, она бывает и так и так, я вас спрашиваю: почему у нас нет никого кроме нее? Хоть бы один человек выступил от имени рабочего класса! Как он относится к нашей перестройке, почему у нас нет ни одного крестьянина с мыслящей головой, почему именно болтливая часть интеллигенции не сходит со сцены? Вот вы меня пригласили, чтобы я вместе с вами принимал шахтеров, которые стучат касками. Вы зачем меня пригласили? Я генеральный прокурор. Меня партия поставила на этот пост. И наш народ, по Конституции. Я должен за правопорядок, за законность отвечать. А я с вами сижу. Что я сделаю, когда они касками стучат?»

Это не то что прогресс, а наоборот, все. Поэтому я разозлился и порвал с ним отношения. Написал заявление: «Прошу освободить…» Меня мурыжили полтора месяца, не отпускали. И я, когда приехал в Воронеж к моей матушке, она лежала в областной больнице, услышал: «Саня, неужели ты не видишь, что у вас делается в Москве? Ну неужели тебе непонятно, что все это лопнет скоро, уходи ты, ради Бога». Я ушел, и правильно сделал».

Записал Михаил ФЕДОРОВ

Справка «Берега»

Александр Сухарев был генеральным прокурором (с 1988 по 1990 год) в то время, когда в стране заполыхали межнациональные конфликты: Сумгаит, Ош, Карабах. Он не боялся оказаться в горячей точке, отстаивал Конституцию и принимал решения на местах. Ему был близок по духу генерал Черняховский, о котором им составлена книга «Легендарный Черняховский», написаны воспоминания «Генеральный прокурор СССР листает памяти страницы», в которых как в зеркале отражена история страны, а также книга «Без срока давности» о Нюрнбергском процессе, о котором нельзя забывать. И сегодня в свое 90-летие Сухарев полон сил – является советником Генерального прокурора Российской Федерации. Его энергии могут позавидовать молодые.