Газета,
которая объединяет

Полундра!

Из воспоминаний ветерана о том, как моряки сражались в степи на подступах к Воронежу
Рубрика: от

Дальний Восток. Тихоокеанский военный флот. На нашем эсминце – сигнал к построению. Командир корабля, покашливая от волнения в седеющие усы, кратко сообщил о героических боях действующих армий. «Кто согласен отправиться на фронт?» – обратился он к нам.

Строй моряков замер. Мгновение… Только слышно, как гулко бьет волна о борт. Трепещут на ветру ленты бескозырок. На команду «Два шага – вперед!» весь строй единым прибоем сблизился с командиром. Тот вскинул руку к козырьку своей фуражки: – Сыны мои!.. Горжусь вами!

На фронт с эсминца проводили, конечно, закаленных моряков, прослуживших на флоте два-три года. В команде оказался и я. Таким же образом прошел призыв на всех кораблях флота.

Застучали эшелоны на запад. Разгружались на Волге, в известных Гороховецких лагерях под городом Горький. 1-я отдельная лыжная бригада (1-я ОЛД) формировалась из моряков нашего флота и спортсменов Поволжья. Комбриг майор Гонтарь лично осматривал каждого новичка: как подогнано зимнее обмундирование, лыжная пара, все ли есть из оружия, боеприпасов?

– Боец Никитин, смените маскхалат. Вам он не по плечу, – получил я замечание.

Три батальона – по 300 бойцов в каждом, взвод управления – штаб, разведка, связные, связь. Так родилась наша бригада...

Население помогло

Сражение за Воронеж, разгром немцев и их сателлитов на Дону имели прямую связь со Сталинградской и Курской битвами.

С 3 января 1943 года подготовку и проведение Острогожско-Россошанской и Воронежско-Касторенской операций взяли под свой контроль представители ставки – генерал Г.К. Жуков и генерал-полковник А.М. Василевский.

Они прибыли на командный пункт Воронежского фронта, в поселок Анну, изучили группировку и характер обороны противника. Прямо на передовой проверили боеспособность наших войск. Их оценка была положительной. Но необычайно морозная и снежная зима стала и для наших частей суровым препятствием: поля, перелески завалил глубокий снег, нескончаемые заносы и сугробы перекрыли все дороги.

– Обратитесь к населению, – посоветовал Георгий Константинович своим помощникам.

И воронежцы – жители прифронтовой полосы – за двое суток расчистили все пути-дороги на всех направлениях.

– Какие вести из лыжной бригады?

– Связь прервана…

С укором посмотрел генерал Жуков на командующего фронтом Ф.И. Голикова.

– Пошлите мой связной самолет! – приказал Георгий Константинович. – В бригаде – самая молодежь… У них там в снегах нет пристанища.

Формирование мобильных лыжных бригад в зиму 1942-43-го было предложено Г.К. Жуковым и одобрено Верховным главнокомандующим. За действиями первой из них, на Воронежском фронте, Георгий Константинович следил с особым пристрастием. Бои и разведка в тылу врага, в окружении немецких гарнизонов, в трескучие ночные морозы зимних месяцев… Как это было?

Сквозь пургу и заносы

Где-то севернее Воронежа наша бригада вьюжной ночью просочилась через линию фронта, оторвалась от передовой немцев.

И пошла тяжкая, всепоглощающая боевая работа в пути: рвали вражескую связь, разрушали мосты, переезды, блокировали обозы, склады, автоколонны. Каждая стычка с гитлеровцами – бой, скоротечный и беспощадный. С ходу ворвались на станцию Касторное, спустили под откос поезд с бронетехникой. В центре поселка, у церкви, завязалась схватка с охранным батальоном эсэсовцев. Здание штаба немцев удалось забросать гранатами, подавили огневые точки.

Вдруг все стихло. Батальоны наскоро, сомкнувшись колонной, покидали Касторное. Жители поселка провожали нас приветливо, во все глаза рассматривая наше добротное обмундирование и экипировку.

– Вы мериканцы? – спросила меня одна пожилая женщина.

– Да нет же, мамаша, мы русские, – ответил я, показывая звездочку на шапке-ушанке.

– А нам фрицы долдонят, что Красной Армии уже нет, а с ними воюют мериканцы…

К колонне пристроился шустрый дед с бородой, как у Льва Толстого. Он все одобрительно приговаривал:

– Ух, как дали супостатам прикурить! Ай да молодцы! А то немчура лопочет: «Москва капут! Россия капут!»

Он вручил нам мешочек с табаком-самосадом, а мы ему – московские газеты.

– Почитай, дедуля, землякам, – сказал я на прощание, – пусть узнают, кому капут под Сталинградом.

Он советовал нам подальше обходить расчищенные дороги, по которым без конца снуют на мотоциклах каратели-эсэсовцы.

Из сел и хуторов в панике бежали от нас полицаи и старосты, предатели и прислужники фашистов: пощады им не было. С гарнизонами оккупантов сражались по-партизански. Вихрем влетали в населенные пункты, громили комендатуры немцев, освобождали из-под ареста патриотов, взрывали склады и так же быстро пропадали в снежной пелене необозримых степей. Нам нельзя было задерживаться, приближаясь к конечной цели – блокированию железной дороги и шоссе из Орла на Курск, на которых сосредотачивались резервы врага против Воронежского фронта.

В селах к нам нередко обращались подростки и крестьяне преклонных лет:

– Возьмите нас с собой, – просили они, – мы тут все вокруг знаем…

Добровольцев иногда зачисляли в поредевшие батальоны. Сушеные яблоки, чеснок, лук, вязаные шарфы – все это нам с добрыми пожеланиями вручали орловские и курские крестьянки. Снегопады сулили успешное продвижение и пусть недолгий, но спокойный отдых.

Но вот наступили ясные солнечные дни. Бригаду стали плотнее и плотнее обкладывать отряды моторизованных карателей. Зачастили над нами и вражеские бомбардировщики. Приходилось днем зарываться в снег. По ночам ускоренным маршем шли вперед и вперед.

Однажды наши бдительные разведчики обнаружили на железнодорожном полустанке товарные вагоны с подростками: немцы согнали их, готовя к отправке в Германию. Кто-то сказал оккупантам, что среди отправляемых есть тифозные. И вагоны загнали в тупик, все подходы к ним заминировали… Отощавших, приговоренных к смерти ребят и девочек мы на своем транспорте – легких фанерных лодках-саночках с ременной упряжкой на двоих-четырех возчиков – развезли по глухим хуторам, приказали местным старостам уберечь подростков до прихода Красной Армии, что они и сделали, боясь народной кары.

Изредка, утренней или вечерней зарей, нас догоняли в пути милые «кукурузники», легкокрылые По-2, доставлявшие боеприпасы, медикаменты, забирали раненых, а для командования фронтом – ценные донесения разведчиков.

Уже не так далеко от большой станции Поныри наши батальоны, уставшие от дальнего перехода по снежным полям, увлеклись расчищенной дорогой и с ходу направились через большое село. Я с разведчиками шел далеко впереди бригады. Обычно при нашем появлении местные жители выглядывали из окон, посматривали через плетни из ворот. А на этот раз – глухо и пусто было вокруг, даже собаки не лаяли, из труб – ни одного дымка.

– Что там у вас, старший сержант Никитин? – встревожился комбриг Гонтарь через своего связного.

– Ловушка впереди! – просигналил я ему, используя свою флотскую профессию сигнальщика.

Тотчас взвилась красная ракета – «К бою!». Батальоны, сбросив лыжи, рассредоточились, охватывая село с флангов. Завязалась схватка с притаившимися фашистами. Село взяли штурмом. Пленных отправили в те самые вагоны, из которых освободили ребят. И подходы к ним минировали по-немецки. На вагонах мелом написали: «Ауфвидерзеен!»

Последний приказ

К северу от Курска – Тросна, узел шоссейной дороги, Поныри – крупная железнодорожная станция. Через них непрерывным потоком шли грузы и вооружение в сторону Курска. Снабжались прежде всего части гитлеровцев, стоявшие против Воронежского фронта.

Перерезать эти дороги и блокировать до подхода наших наступающих соединений – таким был последний приказ нашей бригаде.

Как его выполнить, если в батальонах стало меньше опытных, закаленных моряков? Комбриг и разведчики уточнили состав вражеских гарнизонов и решили действовать огневыми налетами и днем, и ночью в составе всех батальонов. Эта тактика помогла нам избежать больших потерь в самом начале операции.

Мы накрепко перекрыли движение на дорогах. Заторы на них, будто ледоход перед плотиной, растянулись на многие километры. Дали знать об этом по рации в штаб фронта. Эскадрильи штурмовиков Ил-2 точно выходили на цель и громили вражеское скопище.

Почти две недели мы держали эти дороги на Орел и Курск под своим контролем. Уже слышалась канонада нашей артиллерии, по ночам виделись всполохи залпов «катюш». Мы штурмом взяли Поныри и еще несколько дней удерживались в поселке и на станции. Но прорыва наших войск в направлении Понырей так и не последовало.

23 февраля 1943 года – в день Красной Армии – мы подготовились к бою всей бригадой. Нас уже фашисты окружали со всех сторон. Атаки следовали одна за другой, как волны прибоя. И когда уже запас патронов кончался, кто-то подал сигнал: «Полундра-а-а!»

Моряки рванулись в рукопашную

– Полундра-а-а! – неслось по всей круговой обороне.

Жестокая схватка шла к нашему поражению. Оставшиеся в живых залегли на своих рубежах. И в этот миг над полем боя появились штурмовики «Ильюшины». Вместо того чтобы идти на штурм дорог, как это было раньше, летчики сразу оценили обстановку на земле. Они обрушили огненный шквал по немцам из пулеметов, пушек и реактивных установок. Первый, второй, третий заход на бреющем полете прижал к земле вражеские цепи.

Минуты затишья для нас явились спасением. Мы покидали Поныри в надвигавшуюся ночь. Подобрали раненых и увезли на волокушах в глухие хутора. А наутро двинулись на восток, к своим.

От всей бригады в тысячу бойцов нас осталось только 47 человек. 7 марта 1943 года мы соединились с наступающими частями 28-го стрелкового корпуса, которым командовал генерал Нечаев. Вместе со мной из похода возвратились начальник штаба бригады Козырев, командир разведчиков капитан Безденежный, мои боевые друзья – Алексей Ступин, Виктор Завьялов, Геннадий Березин, Алексей Овчинников…

Владимир НИКИТИН